Джеронимо! Книга первая. Война

Логинов Анатолий Анатольевич

Но перед тем, как закончить свой завтракообед, Томпсон проверил состояние дел во взводе Барнахауза. В отличие от окопавшихся бойцов первого взвода, солдаты второго сил укрывались от мин за оградами и камнями. Поэтому потери ранеными и убитыми достигли почти трети взвода. Том заставил собрать всех и отвезти на тягаче к госпиталю.

После этого неприятного дела есть не хотелось, но Томпсон, пользуясь наступившей тишиной на его участке, все же добил и содержимое второй упаковки.

Больше с этой стороны немцы не атаковали, зато с севера весь день доносились звуки боя. Как потом узнал Том, оттуда атаковал целый пехотный полк немцев, пытаясь выбить десантников из города. И если бы не поддержка еще одного батальона парашютистов,

они вполне могли достичь желаемого.

Но город остался в руках американцев, а подчиненные Тома так и просидели в ожидании боев все остальное время.

11. На войне, как на войне

Девятнадцать человек, все уцелевшие после месяца боев из подчиненной Томпсону роты, сидели под деревьями и слушали неожиданный концерт.

Найденная в Сен-Мер-Эглиз гитара, плюс свободное время и плохое настроение вызвали у лейтенанта редкий приступ творческой активности. И сейчас до солдат доносился импровизированный текст, почти без рифмы, но очень понятный любому, пережившему то же, что и они. Пока получалось что-то вроде:

— Эх, бокажи… камни да кусты Все вокруг в тумане Не видать ни зги… Выстрел грянет, Ворон кружит… Твой дружок на поле Неживой лежит…

Месяц боев за расширение плацдарма дорого стоил англо-американским армиям. Особенно досаждала местность, словно специально приспособленная для отражения наступления. Огромные земляные стены, густо переплетенные корнями деревьев и кустарников, которые ограждали каждое поле, называемое местными жителями «бокаж», оказались непреодолимыми для танков, не говоря уже о колесной технике. Каждая такая изгородь представляла собой естественный рубеж укрепленной обороны. А на полуострове Котантен труднопреодолимые участки местности дополнительно перемежались с широкими заболоченными участками, тоже непроходимыми для танков и прочей техники, которая, таким образом, оказалась привязанной к дорогам. Такие условия сильно уменьшали возможности реализации превосходства союзников в технике, заставляя вести ближний пехотный бой при ограниченной артиллерийской и авиационной поддержке. Но как раз в этих условиях назначенный командиром роты Томпсон показал, на что способен. Потери у него были почти до последнего дня самыми низкими, при этом его рота наступала успешнее других.

Все изменилось позавчера.

Батальон, сбив очередной заслон немцев, вышел по дороге к окраинам очередной деревушки с труднопроизносимым французским названием и крепкими каменным домами, приспособленными немцами к обороне. Уставшие парашютисты, ворча, копали окопы. А Том, отправив комбату посыльного с докладом о прошедшем дне, спокойно и умиротворенно допивал чашечку отличного натурального кофе. В бывшей немецкой землянке, в которой теперь разместилось управление роты, было тихо. Связисты еще не успели протянуть телефонную линию, а ротная радиостанция недавно вышла из строя. Так что Томпсона никто не беспокоил. Где-то затрофеенный пронырливым ротным сержантом настоящий итальянский кофе из Эфиопии был великолепен на вкус и бодрил, словно смывая накопившуюся усталость. Он уже допил чашку, когда появился посыльный и принес записку от комбата. В которой сообщалось, что на сегодня больше никаких наступлений не будет. Что привело временного капитана Томпсона почти в настоящую нирвану. Еще бы, ночь на месте, да еще сравнительно обустроенном. Немцы атаковать вряд ли решаться, судя по наблюдениям. «Значит, можно будет отдохнуть», — решил Том, задавив появившиеся сомнения и забыв знаменитые строки Киплинга про отсутствие отдыха на войне.

Как только он решил, что можно отпустить

ротного сержанта и связиста, установившего в землянке телефон, где-то неподалеку вдруг залаял немецкий пулемет. Затем несколько раз громыхнуло, со стен и потолка укрытия посыпалась земля. Несколько комков ударило Тома по голове, заставив выругаться.

— Что, черт побери, происходит? — естественно, на это вопрос не смогли ответить ни недоумевающий не меньше Томпсона Ковбой, ни схватившийся за ручку своего желто-кожаного аппарата связист. Не дожидаясь ответа, Том подхватил лежащий на нарах карабин, каску, и, отодвинув заменяющую дверь немецкую плащ-накидку, выбежал навстречу разгорающейся перестрелке. — Что за…, — английский был слишком слаб, чтобы передать увиденное, а пользоваться рвущимся на язык русскими выражениями Том побаивался.

А посмотреть было на что. Две машины, небольшой «виллис джип» и более тяжелый «додж-три четверти», непонятно как проскочившие по дороге до передовых окопов, стояли на шоссе. Мотор у джипа, въехавшего передними колесами в воронку, еще работал, но за рулем уже никого не было видно. «Додж» же понемногу разгорался, получив, видимо, трассирующую или зажигательную пулю прямо в бензобак. От машин отползали, пытаясь отстреливаться с полдюжины солдат в американской форме. Приглядевшись, Томпсон заметил, что у нескольких на плечах поблескивают погоны, не полевые, а по моде штабников — повседневные.

Ожесточенная перестрелка тем временем не стихала. В нее включился и трофейный крупнокалиберный пулемет, которым ловко пользовался расчет МакГроу. В ответ немцы еще раз обстреляли расположение роты из минометов, но на это неожиданно ответила приданная батальону батарея четырехдюймовых минометов. Разрывы их тяжелых снарядов послужили весомым аргументом для германских оппонентов, даже несмотря на малую эффективность мин против заранее подготовленных укреплений. Стрельба постепенно затихла, стали слышны крики: «Санитары!». Укоризненно покачав головой, Том повернулся к стоящему рядом Ковбою и скомандовал.

— Давай, сардж, сгоняй туда и уточни, что произошло, — и добавил, подмигнув. — На глаза начальству разрешаю не показываться. Узнай, что и как, и мухой ко мне. Ясно?

— Да, сэр, — шутливо вытянулся в стойку смирно Уэйн. — Разрешите выполнять?

— Вали, — Томпсон развернулся ко входу в землянку и в это мгновение полог откинулся и из нее выглянул связист.

— Господин капитан, сэр! Вас, сэр! Подполковник Краузе, сэр!

Пока Ковбой разбирался, что произошло, а Том докладывал по телефону о том, что видел сам, понаехавшие гости пришли в себя. И в землянку вошли уже вполне оправившиеся от неприятностей, а потому особо злые полковник и первый лейтенант.

— Капитан Томпсон, сэр! Командир…, — начал доклад Том, но был остановлен небрежным взмахом руки.

— Полковник Мессенджейл, оперативный отдел штаба. Где подполковник Краузе?

— На связи, сэр! — протянул ему трубку телефона Томпсон.

— О-отли-ично-о, — как-то неприязненно растягивая гласные, ответил полковник. — Всем выйти из укрытия. Сэм, проследите, чтоб никто не подслушивал. Вам ясно, капитан Томсон?

— Ясно, сэр! Прошу извинить, сэр, Томпсон, сэр! — снова вытянувшись, ответил ему с иронией попаданец, очередной раз припомнив приказ Петра Великого.

— Действуйте, — небрежно отмахнулся Мессенджейл и заорал в трубку: — Краузе, это вы?! Есть очень серьезный разговор, подполковник!…

О чем разговаривали лощеный штабной франт и командир десантников конкретно, никто так и не узнал. Но итогом этой весьма нервной, судя по лицам уехавшего в тыл полковника и появившегося через полчаса комбата, стал приказ на атаку селения. В лоб, практически без артподготовки и без поддержки танков.

— Но, сэр… — попытался возразить Томпсон. И сейчас же замолчал, рассмотрев выражение лица подполковника. — Есть начать атаку сразу после авианалета!