Джим Моррисон после смерти
Шрифт:
Далёкий бой барабанов создавал звуковое оформление, но у Джима ещё оставалось кое-какое поэтическое чутьё, это чутьё подсказывало ему, что и сама река бьётся, точно живое могучее сердце. Сердце этого места. Источник жизненной силы для обезьян, кричащих на верхушках деревьев, и тысяч и тысяч попугаев, вдруг взмывших в воздух разноцветным и ярким облаком. Река – это жёлтые искры в глазах чёрной пантеры, что охотится на свою жертву, буквально в нескольких ярдах от кромки воды. Река оживляет и этих цапель, и зимородков, что плещутся на мелководье. Все наводило на мысль, что если в посмертии существует
– Жутковатое место, Док. Я имею в виду тот дом. Странный какой-то.
Док не обернулся к нему, он продолжал смотреть на реку прямо перед собой.
– Я давно уже перестал выносить суждения, что здесь странно, а что не странно.
– Но похоже, что этим-то я и кончу.
– Отрастить себе пивной живот и принимать сексуальные издевательства – ещё не значит, что ты этим кончишь. Это всего лишь очередная маленькая остановка, ну, скажем, чтобы пописать, на одиноком пути.
Джим отхлебнул пива и запил его виски.
– Именно так я и кончил в своей земной жизни. В Париже. Растолстел и совсем головой повернулся. Только что мне никто не вырезал на спине всякие буквы рапирой. Я просто вколол себе очень неслабую дозу. И умер, понятное дело.
– Ну вот. Ты уже умер. Второй раз никто не умирает.
– Одна смерть – в одни руки. Таково правило этой вселенной. Если только ты не захочешь реинкарнироваться.
– А теперь моё время будто сошло с ума.
Док пожал плечами, как бы давая понять, что бывает и хуже.
– Ты не скучаешь?
– По чему? По Парижу или по отрастить пузо?
– По вколоть дозу.
Джим покачал головой:
– На самом деле ни капельки. Наверное, если ты умираешь от каких-то пристрастий, ты от них гарантированно избавляешься.
– Хотя тут, в Посмертии, полно героина. В последнее время очень многие из тех, кто приходит сюда, похоже, не могут противиться искушению воссоздать себя в образе джанки. Я даже не знаю, это такой новый и модный способ самоунижения или им действительно трудно избавиться от старых привычек?
Джим улыбнулся кривой улыбкой:
– Я тоже пару раз пробовал. То есть уже в Посмертии.
Док обернулся и пристально посмотрел на него:
– Ты это помнишь?
– Я помню, что я это делал, но где и когда – нет, не помню.
– И как ощущения? Есть какая-то разница?
– Искушение точно такое же, но ощущения уже не те.
– Что значит – не те? Это какое-то слишком расплывчатое, я бы даже сказал, робкое определение, и особенно – для хвалёного экс-поэта.
Джим поморщился:
– Так, как раньше, уже не цепляет. Приходы совсем не те. Нет той эйфории. Братец морфий обещает тебе абсолютный, предельный покой, что, собственно, и является основной мотивацией, но, наверное, когда нет смертельного риска, нет и острой притягательности.
Док серьёзно кивнул:
– И ты решил обратиться к выпивке?
Джим взглянул на бутылку у себя в руке:
– Да,
Док рассмеялся и поманил Джима рукой:
– Может быть, встанешь уже у руля, а то мне тоже охота расслабиться и насладиться красотами.
Они поменялись местами. Джим стоял на ногах явно нетвёрдо. Док уселся на корме и дал Джиму инструкции:
– Просто держи прямой курс и постарайся без выкрутасов. Все предостережения насчёт вождения автомобиля в нетрезвом виде относятся и к вождению катеров.
Джим расправил плечи и паялся за штурвал, изображая дисциплинированного и ответственного кормчего. Док открыл бар-холодильник и задумался, выбирая, чего бы взять.
– В наше время таких разносолов не было. Только опиум и настойка опия.
– И что? Хватало?
– Да в общем, да. Насколько я знаю, никто вроде не жаловался. В те золотые денёчки опиумные притоны были почти везде, на задах каждой прачечной и китайской закусочной – из конца в конец тропы Сан-Фе [41] . И что там предлагали… мой мальчик, ты не поверишь. От их чёрной шанхайской смолы даже Биллу Броскью по прозвищу Кучерявый и Уэсу Хардину были видения Золотого Будды. Хотя Кучерявый Билл – он и в нормальном-то состоянии был дурак дураком – обычно потом выходил на улицу и палил в воздух, пытаясь сбить с неба луну, ревел, как осел, утверждая, что ему так велел Будда.
41
Тропа Сан-Фе – важнейшая дорога на Юго-Запад времён освоения Фронтира. Использовалась в основном торговцами.
– А это правда, что Уэс Хардин застрелил человека за то, что тот громко храпел?
– Ну, так говорят. Но меня рядом не было, так что я ничего не берусь утверждать. Доподлинно знаю, что мистер Хардин был законченным психопатом и как-то раз пристрелил своего приятеля вообще непонятно за что. Даже не потрудился потом объяснить, что на него вдруг нашло. Ещё одна про него история. Как он прибил одну шлюху и скормил её псам. Она, видите ли, посмеялась над его маленьким членом. Она была венгерка, называла себя Магдой, и своё дело знала, да. Вот только смешлива была не в меру. И когда обнаружилось, что у такого известного головореза мужское достоинство с гулькин хрен, для неё это было слишком. Боюсь только, веселье слишком дорого ей обошлось.
– И ты там был?
– Да, Джим Моррисон, я там был. И надо сказать, зрелище было не из приятных. Я даже всерьёз призадумался, а не разобраться ли мне с этим сукиным сыном. Мне всегда нравилась Магда, вот только расклад мне не нравился, да. Шансы были неравные. Мистер Джон Уэсли Хардин был коварный, безжалостный и смертельно опасный, и у него была договорённость с другим стрелком, Натаном Чарли Кристмасом, может, не слишком известным, но тоже опасным, чтобы тот помогал ему в схватках с кем-нибудь, вроде меня. Я боялся, что мне с ним не справиться, так что бедная Магда осталась неотомщенной. Впрочем, со шлюхами часто такое случалось, особенно на Фронтире. Насколько я знаю, мистер Клинт Иствуд сделал фильм про похожий случай.