Джим Моррисон после смерти
Шрифт:
– Помнишь «Войну миров» Джорджа Пала?
– Ясный перец.
– Так вот, в том фильме «флай винг» сбросил на марсиан атомную бомбу.
– Думаешь, Анубис станет кидать на нас бомбу? Мы ведь совсем близко к городским предместьям. Он же убьёт и своих людей тоже.
На это у Сэмпл был ответ, и ответ однозначный:
– Анубису плевать на своих людей. Ты лучше скажи, Годзиро выдержит ядерную атаку?
Мистер Томас, похоже, расстроился не на шутку.
– Что-то я сомневаюсь.
Иисус тоже встревожился:
– В фильме марсиане нейтрализовали бомбу силовыми щитами.
Сэмпл все это очень не нравилось.
– А у нас есть силовые шиты?
Иисус
– А ты как думаешь? Мы, бля, в гигантском живом динозавре, а не в космическом корабле.
Утроба разорвалась с влажным всхлипом, и Джим обнаружил, что лежит на заросших травой камнях на развалинах какого-то храма. Тропический дождь лил сплошной стеной, и Джим мгновенно промок до нитки. По трещинам и выбоинам каменной кладки пола растекались миниатюрные ручейки, смывая палые листья и прутики. За проломами в стенах рвался напалм, и джунгли горели, несмотря на ливень. В небе носились вертолёты, сбрасывающие на землю трассирующие снаряды. Было дымно и душно. От горячей земли валил пар. На фоне взрывов – огромный улыбчивый Будда, полголовы снесено снарядом. В подсвеченном пламенем сумраке – человек, как живой скелет в разодранном хаки, сидит на корточках, привалившись спиной к обрушенной стене. Рядом с ним, на каменном полу – М-16 и стальная каска. Своё пончо человек натянул на голову, чтобы защититься от дождя. Слегка подавшись вперёд, полностью поглощённый своим занятием, он варит в чёрной от копоти ложке три растолчённых таблетки морфия – над пламенем свечи, закреплённой внутри жестянки из-под консервов. Шприц он держит в зубах. Он видит Джима и таращится на него совершенно пустыми глазами:
– Ты, бля, ко мне лучше не подходи. Хорошо? Если тут что у меня сорвётся, я тебя пополам разорву. Это – последняя доза.
Прежде чем Джим успевает ответить, из-за статуи Будды выходит Доктор Укол, невероятно высокий, неправдоподобно худой, в своём неизменном цилиндре а-ля Авраам Линкольн – и совершенно не к месту в этих джунглях, залитых дождём и огнём. Когда он идёт, у него из-под ног выбиваются синие искры. И ещё он не мокнет под дождём – словно его окружает защитное поле энергии. Джанки на миг поднимает глаза. Кажется, он совершенно не удивлён явлению вудушного бога. Когда он обращался к Джиму, в его голосе явственно слышались нотки угрозы, теперь в голосе – жалобный плач:
– Посмотри, что они сделали с Буддой. Мозги ему вышибли, на хрен.
Доктор Укол провёл в воздухе рукой в белой перчатке, как бы говоря: успокойся, пожалуйста.
– Я уверен, что Будда уж как-нибудь справится с этой напастью.
Наркоман покачал головой и набрал сваренный морфий в шприц сквозь комок грязной ваты.
– Зачем было сносить ему голову? Незачем абсолютно. Вот мудачьё.
Череп Доктора Укола расплылся в улыбке, когда наркоман перетянул себе руку каким-то обрывком верёвки и принялся нащупывать вену кончиком иглы.
– Ещё полминуты – и все это уже перестанет тебя волновать.
Джим убрал с лица мокрые волосы. Он не понимал, какую игру затеял Доктор Укол, но ему все это очень не нравилось, и его собственный голос звучал почти так же жалко и тонко, как и у нарка:
– Ты мне так и не скажешь, зачем ты меня сюда притащил, да?
В джунглях неподалёку раздалась автоматная очередь, но Доктор Укол даже не вздрогнул.
– Я подумал, что вам надо познакомиться. Вы оба умерли по одной и той же причине, секунда в секунду. И ты, и Чак.
– От передозняка?
Доктор Укол кивнул:
– Ну
В джунглях опять раздалась автоматная очередь, и Джим невольно пригнулся. Чак, наркоман, нашёл вену, воткнул в неё кончик иглы и набрал в шприц немного крови. Его движения были медленными и бережными – почти нежными.
– Кажется, он не хочет ни с кем знакомиться, – сказал Джим.
– Чак вообще ничего не хочет, кроме того, что у него есть сейчас. Вот что бывает, когда ты отказываешься принять реальность смерти. Когда ты уверен, что никогда не умрёшь. Чак как бы ходит по кругу, снова и снова переживает один и тот же пятиминутный цикл, вкалывает себе одну и ту же дозу морфия, и ему вышибает мозги шальной пулей. Он сотворил себе замкнутую временную петлю. Таков его личный Ад.
– Ты же вроде сказал, что он умер от передозировки.
– Да, наркотик его убил, но в ту же секунду, когда он умирал, в него срикошетила пуля из автомата вьетконговца.
– То есть вопрос, от чего он умер, – чисто академический?
– Очерёдность событий – есть очерёдность событий. Чего он не знает, так это что Будда с развороченной головой есть предвестие и аналог его собственной раны.
Чак вытащил шприц из вены и поднял затуманенный взгляд на Доктора Укола:
– Я никуда не пойду. Главное, не выходить из храма. Да, это главное. Не выходить из храма.
Прямо за Буддой разорвалась граната. Джим вжался в стену:
– Это что, наглядный урок?
Доктор Укол покачал головой:
– Просто мероприятие в рамках программы тура.
– Какого тура?
– У нас для тебя много чего намечено, Джим Моррисон. Ну что, отправимся дальше? Или может, хочешь остаться с Чаком? А то мы можем снабдить тебя шприцем, и ложкой, и пончо, чтобы укрыться от дождя. Такое блаженное существование – незамысловатое и предельно простое.
Да, похоже, у Доктора Укола было полно сюрпризов. Джим ещё не совсем отошёл от той немыслимой боли, которую пережил стараниями «доброго доктора». То есть сама боль забылась – но в сознании остался выжженный отпечаток памяти. Джим вздохнул и привалился спиной к мокрой стене, подставив лицо дождю.
– Я не хочу здесь оставаться, Без такого блаженства я как-нибудь переживу.
– Может быть, хочешь вернуться в Париж? В свою ванну?
Джим покачал головой:
– Ты все равно сделаешь так, как хочешь, что бы я ни говорил.
Доктор Укол кивнул.
– C’est vrai [56] .
Джим с горечью улыбнулся:
– То есть ты меня заполучил. Я сдаюсь. Давай веди меня к следующему кошмару.
– Он набирает высоту.
– Похоже, и вправду будет бомбить.
56
Это правда (фр.).
Сэмпл было страшно, но ещё она жутко злилась. На самом деле она давно уже так не злилась – а если и злилась, то не давала воли своей ярости. Но сейчас ей хотелось вопить во весь голос и крушить всё, что под руку попадётся.
– Нет, это, блядь, уж слишком. Сколько можно?! Один раз я уже насладилась всеми радостями от атомной бомбы Анубиса, Так не бывает, чтобы два раза подряд – в одно место. Это невозможно, даже по теории вероятности.
Мистер Томас, который по жизни не отличался дипломатичностью, заявил: