Джинн и Королева-кобра
Шрифт:
Дабы избежать той же участи, Джалобин старался не глядеть в сторону ужасной Медузы. Он просто открыл дверцу автомобиля, прыгнул на сиденье и дал газу.
— Честь и хвала теоморфологии, — с облегчением сказал он. — Что бы ни означало это загадочное слово.
Впрочем, совершенно успокоиться ему было пока сложно. «Роллс-ройс» без талисмана — все равно что Нью-Йорк без статуи Свободы или Кубок Дэвиса без кубка, поэтому Джалобина мучил только один вопрос: как найти замену «Летящей леди», если автомобиль сделан в 1955 году. Однако волновался он зря. Приняв подобающие размеры, дама догнала машину на полпути от Кью-Гарденз до Кенсингтона и вспорхнула обратно на свое законное место на радиаторе. В итоге Джалобин, к своему вящему удовлетворению, закончил эту
Совершенно не осознавая, какая драма разворачивается снаружи, дети мирно сидели в библиотеке старика Ракшаса, который, занимаясь благоустройством лампы, мудро предусмотрел целый набор стабилизаторов, используемых обычно на кораблях, чтобы пассажиры не страдали от качки. Филиппа и Дыббакс внимательно слушали, а Джон читал вслух короткую дневниковую запись господина Ракшаса, вложенную им в книгу о Германе Геринге.
— «И до и после восстания британцы вели себя в Индии отвратительно». — Джон читал медленно, потому что почерк у господина Ракшаса был мелкий, а свет в читальном зале — тусклый. Это последнее обстоятельство немало удивляло мальчика: ведь сам читальный зал находился в лампе! — «Но никто из них не вел себя отвратительнее, чем советник министра, полковник Маунтстюарт Уэйвеял Килликранки. Украв Королеву-кобру, Килликранки приступает к истреблению культа, владевшего амулетом прежде. Того самого культа, чьей основной жертвой оказался я. Самого полковника, впрочем, занимала лишь наличная стоимость амулета, ведь изумрудная голова Королевы-кобры из Катманду весила больше тысячи трехсот карат и стоила немалых денег. Но, повторяю, я не знаю другого британского офицера, который вел бы себя отвратительнее, чем полковник Килликранки, хотя сам я обязан ему освобождением от рабства и вечного служения культу Ааст Нааг. Тем не менее я не нахожу никаких оправданий его жестокому обращению с несчастными индийцами и непальцами, членами Ааст Нааг. Неудивительно, что полковник не успел продать Королеву-кобру. Боясь за собственную жизнь, он был вынужден спасаться бегством. Но от судьбы не уйдешь. В 1859 году, через год после выхода его книги, при обстоятельствах, которые до сих пор окутаны тайной, полковника укусила королевская кобра. Он погиб, а амулет бесследно пропал. Совершенно ясно, что его спрятал сам полковник Килликранки, понимая, что кольцо его врагов сжимается все туже. Ясно и другое: перед смертью он сумел связаться со своей семьей и переслал им указания о том, как найти Королеву-кобру. Что это за указания — неизвестно, но спустя годы после смерти полковника стало понятно, что его семейство ими не воспользовалось, и я заключил, что амулет потерян навсегда.
Однако в 1895 году дочь полковника, Миллисент, вышла замуж за богатого немецкого банкира по имени Отто Крингеляйн. У них родилась дочь Фания, красавица, которая после смерти отца унаследовала его изрядную коллекцию произведений искусства. В 1936 году коллекцию конфисковали нацисты. Среди картин, попавших к рейхсмаршалу Герману Герингу, оказалась простенькая картина Ост-Индской компании, изображавшая жанровую сценку времен британского владычества. Геринг, однако, ценил эту картину больше других своих сокровищ. Похоже, он обнаружил, что картина является ключом к огромному богатству. В 1945 году картина исчезла. Полагаю, она просто погибла среди руин и пожаров последних дней войны. Тем не менее я всю жизнь опасаюсь, что кто-нибудь ее все-таки обнаружит — или ее, или саму Королеву-кобру — и я снова окажусь в рабстве этих серпентологов из культа Ааст Нааг».
Дыббакс утробно заурчал и закатил глаза.
— Серпентологи? — переспросил он. — Это еще кто такие? Небось те же герпетологи? — Поскольку он, в сущности, пожелал открыть словарь, огромный библиотечный том тут же приплыл к нему в руки и сам открылся на нужной странице. Оказалось, что серпентологи действительно изучают змей.
— Все-таки я чего-то не понимаю, — сказала Филиппа. — Допустим,
— Договаривай! — воскликнул Дыббакс, потому что Филиппа замолчала.
— Вдруг… — Девочка тщательно подбирала слова. — Вдруг они ищут не только Королеву-кобру из Катманду и вовсе не старика? Вдруг они охотятся за новыми зубами мудрости, чтобы сделать новый амулет? Чтобы поработить более молодых и сильных джинн? — Она встретилась взглядом с Джоном. — Таких джинн, как мы.
Джон кивнул. Он был близнецом Филиппы и прекрасно понимал логику ее рассуждений.
— Тогда понятно, зачем они явились к нам в дом, — сказал он.
— Так что мы теперь будем делать? — спросил Дыббакс. — Если останемся здесь, в Лондоне, нас просто похитят или того хуже. Джинн-сила-то не работает. Надо двигать в теплые края. Там мы хотя бы сможем себя защитить.
— Дыббакс прав, — сказал Джон. — Но куда?
— Пока мы не расшифруем танцующих змей, то есть значки на картине Ост-Индской компании, — сказала Филиппа, — я думаю, нам стоит двигаться только в одном направлении. В Катманду. В Непал.
— Держу пари, что Нимрод с Ракшасом именно там, — заметил Дыббакс.
— Тогда мы последуем за ними, — сказал Джон, а потом, улыбнувшись, добавил: — Только Джалобину там, боюсь, не понравится.
— С чего ты взял, что он захочет поехать с нами? — спросил Дыббакс.
— Может, и не захочет, — сказала Филиппа. — Но будет считать, что обязан поехать. Чтобы нас защищать.
— Однорукий? — Дыббакс рассмеялся. — Хорош защитничек!
Дыббакс еще не знал, сколь драматические события произошли за это время снаружи и каким героем показал себя Джалобин.
Глава 8
Калькуттские морозы
Майдан — огромная, поросшая выжженной травой пустошь перед Мемориалом королевы Виктории и прилегающими к нему лужайками — одно из самых популярных мест в Калькутте, и сюда, особенно по вечерам, стекаются тысячи людей. Они гуляют, катаются в каретах, едят в здешних ресторанчиках, подставляют лицо порывам дующего с моря ветерка, любуются на цветомузыкальные фонтаны и спорят на самые разные темы. Здесь же пасутся коровы, а рядом факиры демонстрируют свою нечеловеческую выносливость или гибкость. Майдан — сердце современной Калькутты, и бьется оно очень громко.
Нимрод и господин Ракшас блуждали по Майдану, пытаясь найти хоть какие-нибудь признаки змеиного культа Ааст Нааг, поскольку, в благодарность за избавление Сундербанса от джинн тигров. Зеленый дервиш посоветовал им начать поиск именно отсюда.
— Чтобы найти членов этого ужасного культа, не нужно ехать за тридевять земель, — сказал Дервиш. — Вы встретите его последователей даже в Калькутте. На Майдане. Там, друзья мои, вам откроется главное. Оно окажется прямо у вас под носом. Если же вы отправитесь чуть дальше на запад и вам повезет, то, что вы ищете, найдет вас само. Напоследок — одно предупреждение, уважаемые джинн. Пока вы в Калькутте, берегите себя от мороза. Одевайтесь, закутывайтесь потеплее, особенно ночью. Непременно держите закрытыми окна, запирайте двери, иначе промерзнете до мозга костей.
Поскольку вечером температура воздуха была сильно за тридцать, джинн не верили, что ночью она может вдруг резко упасть.
— Ох уж эти ангелы, — досадуя на Зеленого дервиша, сказал Нимрод господину Ракшасу. — Иногда их пророчества и понять-то невозможно.
Старый Ракшас покачал головой в огромном тюрбане.
— Ангелы на то и ангелы, что они не предсказывают результат финальных забегов или ближайших скачек, — заметил он. — Ангелы — существа тонкие. Они — живые ребусы, помноженные на загадку и возведенные в квадрат великой тайны. Если же вы хотите узнать, сколько будет дважды два ищите кого-нибудь попроще, ангел вам не нужен.