Джинн из консервной банки
Шрифт:
– Я не могу убить собственного сына.
– Собственного папашу ты убить смог, а вот еще не родившегося ребенка почему-то не можешь! Поразительно!»
Слушая запись, Ольга цепко вглядывалась в лицо мужа. Георгий не сразу понял что происходит. Он даже пропустил мимо ушей начало диалога: настроился на радиопьесу, приготовился томиться от скуки, внешне вежливо излучая интерес и удовольствие, на радость эстетке-жене.
На самом деле он задумался, да и было о чем: в голове назойливо прокручивались
Ольга смотрела на него и удивлялась: в душу закрадывались сомнения.
«Он так невозмутим: ни одни мускул не дрогнул, словно совесть абсолютно чиста. Да слышит ли он вообще? Да слушает ли?» – забеспокоилась она.
Очнулся от размышлений Георгий лишь тогда, когда беседа достигла кульминации. Заявление Регины о желании посетить «Богамские острова» лишило его дара речи. Он оцепенел и несколько секунд был не в силах даже шевельнуться. В первые мгновения он был действительно потрясен, потрясен нечеловечески, окаменел просто, но потом взбесился.
– Все! Все! Хватит! – завопил он, смахивая со стола магнитофон, тот, однако, упал, но продолжал исправно работать.
И тогда разъяренный Георгий начал его топтать.
– Стерва! Тварь! Сука! – злобно приговаривал он. – Ненавижу! Ненавижу! Эта сволочь выполнила свою угрозу! Успела! Успела!
Глава 7
Ольга свое отстрадала, теперь пришла его пора, она же наслаждалась произведенным эффектом.
«Вот что значит хороший сценарий, – с удовлетворением думала она. – Признайся я ему сходу, что получила от Регины „подарок“, и все было бы не так, а хуже, гораздо хуже. Я же устроила все со вкусом. Блеск! Просто блеск! Но это и грустно, ничто так не портит цель, как попадание: бедный Жорж ополоумел, я своего добилась, но, увы, это конец. Конец спектакля. Сейчас упадет занавес и зрители покинут зал… И все же я добилась своего: он жалок, жалок».
Георгий действительно выглядел жалко. Взгляд его беспомощно и дико метался, когда же он в конце концов сосредоточился, красивое лицо Георгия перекосилось злобой, страхом и отчаянием. Он уже не был похож на себя: надменно самоуверенного.
– Стерва! Проститутка! Гадина! – с ненавистью выкрикивал он, продолжая топтать магнитофон, который давно молчал.
Ольга смотрела на мужа с нескрываемым омерзением.
– Надеюсь, дорогой, ты имеешь ввиду не меня? – издевательски-любезным тоном поинтересовалась она.
Георгий вздрогнул, словно огрели его, и бухнулся перед женой на колени.
«Сейчас начнет вещать прописные истины типа того, что его жизнь в моих руках и прочее,» – торжествуя подумала Ольга и не ошиблась.
– Оленька, родная, моя жизнь в твоих руках, – закричал Георгий.
– Боже мой. Какое бесстыдство, – с достоинством произнесла она, скорбно качая головой. – Ты смеешь, после всего, услышанного
– Ольга! Оленька! Я сейчас все объясню! Умоляю, выслушай!
Она горько усмехнулась:
– Сейчас начнешь убеждать меня, дуру, что репетировал пьесу?
Он в отчаянии замахал руками:
– Нет-нет, дорогая, я правду скажу. Всю. С начала до конца. Ничего не скрывая.
Ольга встала из-за стола и гордо направилась к выходу. Георгий на коленях полз за ней, хватал ее за руки и пытался их целовать.
– Оленька, правду, всю правду скажу, – приговаривал он.
Ольга с омерзением его оттолкнула и закричала:
– Какую из правд? Сколько их у тебя? Не старайся, я уже не поверю.
– Ольга, я не хотел…
Она прервала его хлестким вопросом:
– Чего ты не хотел?!
– Убивать тебя.
– О-оооо! – взвыла Ольга.
Она запрокинула голову, воздела руки и драматично вопросила:
– Как мог ты, чудовище, устроить бойню в родном доме? Ты не человек!
Георгий вцепился в ее колени и горячечно закричал:
– Ольга, я не чудовище! Я ненавидел отца! Он тоже меня не любил. С детства. Ты не представляешь, что мне терпеть от него приходилось. Однажды, когда мне было всего десять лет, он очень сильно меня обидел. Я забился в угол и проплакал всю ночь, ему было плевать. А к утру я поклялся его уничтожить.
– И выполнил эту клятву через десять лет, – драматично продолжила Ольга, с презрением добавив: – Какая красивая сказочка.
Георгий отчаянно замотал головой:
– Нет, я не о том… Родная, ты не знаешь. Он всю жизнь упрекал мать, издевался над ней. Он меня ненавидел. Он оставил бы нищим меня.
– И правильно поступил бы, ты не умеешь тратить деньги, зато чудесно умеешь лгать. Как красиво ты претворялся любящим сыном. Но Павел, умница, тебе не верил. А как ты клялся в любви мне. Увы, я оказалась не так умна и тебе поверила. Я ношу под сердцем твоего ребенка, ты же меня ненавидишь и жаждешь моей смерти. Чудовище! Подлец! И не вздумай отпираться, – прикрикнула она. – Только хуже сделаешь: второй раз не поверю.
– Родная, это было, – признал свой грех Георгий, – но только в самом начале, потом я действительно влюбился в тебя. Я уже жалел, что связался с тварью-Регинкой. Ты же слышала, я не хотел убивать тебя, я всячески выкручивался…
– Уверена, совсем по другой причине. Уж не от любви ко мне. Но мне недосуг копаться в твоих намерениях.
Ольга выскользнула и устремилась к двери. Георгий схватил ее за руку и с жаром заговорил:
– Родная, прости, я раскаиваюсь, я люблю тебя! Клянусь, люблю! Я очень хочу твоего ребенка! Я жду его, ты же слышала!
– Я слышала и другое, много другого. Это все слова, лишь красивые слова, сплошная ложь. Я им не верю. Я уже не верю словам.
Он с надеждой спросил: