Джинн в плену Эхнатона
Шрифт:
— Филиппа, боюсь, я не смогу подойти, — по-прежнему спокойно проговорил Нимрод. — Потому что здесь тоже призрак.
Пятясь, Филиппа все-таки попала в зал и, стремясь скрыться от ужасных животных, спряталась за стеклянную витрину. Отсюда боковым зрением она уже увидела Джона и Нимрода. Они стояли, точно боясь шелохнуться, а перед ними… Сперва девочка решила, что это статуя, сделанная из мерцающего отполированного голубоватого камня. Но вот статуя сделала шаг, другой, и Филиппа с ужасом поняла, что это призрак, такой же фосфоресцирующий и полупрозрачный, как и ее преследователи. Тут она вздрогнула, и волосы на ее голове встали дыбом — в
Джон никак не мог унять дрожи. Эхнатон выглядел куда страшнее Иблиса. Может, оттого что он призрак?
— Джон, спрячься у меня за спиной, — произнес Нимрод. — Ты тоже, Филиппа.
Близнецы повиновались без слов.
— Волноваться особенно нечего, — продолжал Нимрод, — но прошу вас ничего не предпринимать без моей команды.
Он выпрямился и смерил призрака холодным взглядом.
— Как ты попал сюда? — грозно спросил он.
Голос призрака сначала походил на полушепот-полустон-полускрип камешка, раздавленного чьей-то тяжелой поступью. Но с каждым следующим словом он крепчал и в нем появлялись нотки угрозы.
— Ты сам призвал меня, джинн, — сказал призрак Эхнатона. — Твоя джинн-сила привела сюда меня и мою свиту. Уже почти два века я лежу в этом нечестивом месте, лишенный имени и богатств, точно безымянная песчинка в пустыне. Но я всегда знал, что однажды сюда придет джинн, ты или такой как ты. Он придет за этим… — Призрак простер руку к витрине, в которой Нимрод успел проплавить дыру. Но сехем пока лежал на прежнем месте. — За моим царским скипетром и за могуществом, которое в нем заключено. — Мясистые губы призрака чуть раздвинулись, сложившись в отвратительную кривую усмешку. — И вот ты пришел. А я обратил твою собственную джинн-силу против тебя. И вернулся.
— Ты был здесь все это время, и люди не знали, кто ты? — спросил Нимрод, пятясь и прикрывая собой близнецов, поскольку их теснили подступившие совсем близко крокодил с бабуином.
— Именно так. Когда ты извлек себя и этих детей из бутылки прямо под тем местом, где лежит мумия Эхнатона, на мою долю осталось достаточно твоей джинн-силы, и она помогла вызвать мой дух из небытия. Мой и нескольких моих животных.
— Но как ты смог вернуться? — удивился Нимрод. — Ведь джинн не становятся призраками. Разве что… — Нимрод запнулся, — разве что джинн вселился в призрак Эхнатона-человека?
— Наконец-то ты понял, — сказал призрак Эхнатона.
— Начинаю понимать, — уточнил Нимрод. — Значит, музейных сторожей напугала не принцесса Амен-Ра? Это тоже был ты. Но это случилось в тысяча девятьсот десятом году. Что же ты молчал столько лет?
— С тех пор не было возможностей. А тогда здесь проходил тайный спиритический сеанс. Здесь был другой джинн.
— Конечно. Гарри Гудини.
— Он понял, что что-то не так, и не дал мне материализоваться. Ты же пришел не один. Ты привел с собой еще двух джинн. Этого оказалось вполне достаточно. Я вернулся.
— Захватывающая история, — сказал Нимрод. — Сожалею, что после стольких лет ожидания мне приходится так с тобой поступить, но… делать нечего. Тебе пора уйти. — Нимрод взмахнул руками и произнес свое слово-фокус громко, так громко,
— ФЫВАПРОЛДЖЭ!!!
Эхнатон рассмеялся:
— Глупый марид. Теперь, спустя тысячи лет, ни одному джинн не совладать со мной в одиночку, — прошипел он. — Зато я знаю много способов завладеть джинн, древних способов, которые тебе в твоей эпохе даже неведомы.
Эхнатон взглянул на бабуина-призрака и скомандовал:
— Баби!
Тот одним прыжком настиг Нимрода и вонзил клыки ему в ногу. Нимрод взвыл от боли и отскочил, но бабуин не отставал и успел укусить его еще раз. Потом, в мгновение ока, он оказался у ног своего зловещего хозяина. Тот подставил ладонь с покрытым иероглифами куском ткани, и — по новой команде — кровь Нимрода капнула с клыков зверя на эту ткань.
— Теперь мне не хватает лишь одного, — с улыбкой произнес Эхнатон. — Твоего древнего или, как теперь говорят, твоего пра-имени.
Ковыляя к двери, чтобы оказаться подальше от близнецов, Нимрод закричал им:
— Бегите! Джон! Филиппа! Бегите!
Но не успели они сделать и шагу, как Эхнатон схватил их своею дланью.
— Скажи свое древнее имя, — велел он Нимроду. — Или я прикажу Баби перегрызть им глотки.
— Дядя, не говори! — крикнула Филиппа, а бабуин сердито залаял в ответ.
И Нимрод не раздумывая произнес свое древнее имя.
Довольно усмехнувшись, Эхнатон ослабил страшную хватку и выпустил близнецов. Затем он взял с постамента большой сосуд, канопу, снял с нее крышку в виде головы бабуина и сунул себе под мышку.
— Бегите, дети, бегите! — проговорил Нимрод, отбиваясь от крокодила и кобры и одновременно стараясь увести Эхнатона подальше от близнецов. — Вы сами с ним не справитесь.
Призрак злобно зыркнул на Джона и Филиппу:
— Я вернусь за вами, когда разделаюсь с ним.
И неспешным шагом он двинулся вслед за Нимродом.
Близнецы переглянулись. Они были в полном отчаянии.
— Мы не можем его бросить, — сказал Джон. — Что будем делать?
Стоявший в дверях Нимрод снова вскрикнул, потому что бабуин-призрак укусил его в третий раз. А Эхнатон меж тем уже навис над ним, и разверстое горло канопы угрожающе зияло в его руках. Нимрод понял, что бороться бесполезно. Злой джинн, вселившийся в человеческий призрак, — враг грозный, почти неодолимый. А Эхнатон, кажется, обладал удвоенной или утроенной силой. Проведенные в гробнице тысячелетия, похоже, нисколько не ослабили его мощи. Нимрод вдруг понял, внезапно и безнадежно, что имеет дело с куда более могущественным противником, чем мог быть сам Эхнатон. Эхнатон и тот неизвестный джинн из клана Ифрит, который вселился в него когда-то, видимо, погибли одновременно, потому что дух их теперь стал един.
Эхнатон приставил горло канопы к голове Нимрода.
— Теперь ты мой раб, — сказал он. — Отныне и во веки веков.
— Бегите! — закричал Нимрод близнецам в последний раз. И этот упреждающий крик тут же перешел в крик боли, потому что клыки бабуина вонзились ему в плечо.
Джон и Филиппа все еще оставались в зале. Как ни страшно им было, они не могли покинуть Нимрода в эту трагическую минуту.
— Помнишь, Эхнатон сказал, что джинн не совладать с ним в одиночку? — С этими словами Джон сунул руку в отверстие, выплавленное с помощью паяльной лампы в витрине со скипетрами. Нащупав сехем, он развернул его поудобнее и вытащил наружу. — Здесь целых семьдесят джинн. Надеюсь, этого хватит, чтобы справиться с Эхнатоном.