Джокер и Палач
Шрифт:
Жулью, осуществившему хищение, не повезло. Несмотря на то что среди местных умельцев большой спрос имела любая аппаратура, никому из них «Ангроглиссада» и на фиг не сдалась. Как сказал кто-то из авторитетных мастеровых, «из этой хрени и самогонного аппарата не изваяешь...» А поскольку аппарат такой на Заразе могли «изваять» практически из чего угодно, вещь была действительно абсолютно бесполезной. Истинный же получатель, который, может, и хорошо заплатил бы за товар, был жулью неизвестен и признаков жизни не подавал. Секреты истинных адресов
Вся «розыскная бригада» Паркера старалась действовать тихо и шума не поднимать, используя только конфиденциальные каналы. Чтобы жулье не узнало и не задрало цену. Но какая-то зыбь прошла все-таки по бескрайним рядам подпольной торговли Семи Городов.
— Вот что, — сказал трое суток тому назад старший Зильберман Апостолосу, зайдя к нему на чашечку кофе и попросив хозяина «слушать сюда». — Я знаю, у кого вещь, но я никогда не смогу вещь получить. Я могу только немного сказать тебе, куда идти. Тебе отдадут. Мне — нет! Никогда!
— И сколько ты за это хочешь? — по-деловому поставил вопрос Енот.
Вообще-то после последних слов Зильбермана его можно было просто отправить куда-нибудь подальше. Все было ясно как божий день. Почему кто-либо мог отказать Ари Зильберману в явно выгодной сделке и не отказать в том же первому попавшемуся, скажите мне? Только потому, что этот «кто-либо» — ярый антисемит. Другого объяснения нет. Единственным антисемитом в кругах скупщиков краденого Семи Городов был Щука, он же Мыкола Просыпа. Можно было прямиком идти к нему. Но в деловых кругах теневого мира Семи Городов не принято было обижать старика Зильбермана.
Сошлись на том, что, получив от Родни златые горы, Апостолос отсыпет в карман Ари Зильбермана ровно половину. В конце концов, это было справедливо. Завершив торг, Енот бросил: «Ну?»
— Вещь выкупил Щука, у Гадины Рутгерта, — раскололся Ари. — Всего-то за пятьдесят «крылатиков». А со мной отказался даже говорить. Хотя я начал с пятисот федеральных.
Несмотря на строжайший запрет, валюта Старых Миров котировалась на черном рынке гораздо выше местного «орла». «Орла» нежно называли «крылатиком», «пташкой», «пернатым», «орликом» и бог весть еще как. Но предпочитали ему федеральные баксы из Старых Миров.
— Ты бы только слышал, Апостолос, — продолжал Зильберман, — куда этот негодяй послал меня с моими деньгами! Ты знаешь, я сам старый сквернослов, но такого...
Что и говорить, искусством табуированной лексики Просыпа владел на уровне мастер-класса.
— Вот такое вот мое еврейское счастье, — заключил старик свои объяснения.
— Мне следовало бы поднять свою доли до шестидесяти... — задумчиво произнес Енот. — Мне будет нелегко работать с Щукой.
— Почему же? — изобразил искреннее удивление Зильберман. — Ты всегда прекрасно ладил с людьми...
— Ты сам знаешь, Ари, — вздохнул (и вздохнул совсем непритворно) Енот, — Щука и меня числит в евреях...
— Но ты ведь не еврей, Апостолос? — с некоторым подозрением
Енот представил себя предъявляющим Мыколе Просыпе свой основной аргумент непричастности к семитскому корню. И чем чревато этакое предъявление. Но златые горы стоили того.
К тому же одна нестандартная идея посетила его. На нестандартные идеи Енот был горазд.
— В конце концов, — горячо продолжал Зильберман, — мы можем нанять какого-нибудь поца скандинавской наружности...
— Поца... Это — рискованно, — отрезал Апостолос. — Ладно, я берусь за дело, Ари.
И приступил он к реализации своей нестандартной идеи. В основе ее лежала уверенность в том, что старый Ари, слегка сдвинутый на почве своей переоценки местного антисемитизма, что-то не понял в ситуации. Не таким антисемитом был Щука, чтобы отказаться от дуриком идущей в руки полштуки. А за целую штуку он отдал бы товар хоть главному раввину проклятой Федерации.
Значит, либо Щука знал другого покупателя (хуже всего, если самого Родни). Либо... это был не тот Щука!
Начал Енот со второго варианта. Потому, что первый был абсолютно фатален.
Для этого он первым делом направил свои стопы в бильярдную клуба яхтсменов, отыскал там Гадину Рутгерта и угостил его кружечкой пива.
— Я снова свел дружбу с Мыколой Щукой?! — посреди мирного разговора «за то, за другое» возмутился тот. — Да старому Зильберману это приснилось. У него уже глюки пошли насчет всемирного гойского заговора. Можно подумать, что у нас тут один Просыпа в «щуках» ходит...
— Неужто еще кто такое погонялово подцепил? — наивно поинтересовался Енот, чувствуя, что выходит на цель.
— Да тот же покойный Муренго... — пожал плечами Гадина и отхлебнул пивка. — Да мало ли кто!
Покойники решительно не интересовали Енота как перспективные партнеры.
— Ну, тот уже «этажом выше переехал», — усмехнулся он. — А в Семи Городах, выходит, все ж таки Просыпа — единственная щука, что еще не кверху брюхом плавает.
— Пфе! — презрительно поморщился Гадина. — С одной щукой — вполне живою — ты вроде бы неплохо дела ведешь...
— Это с кем же? — поразился Енот.
— Да с тем тощим парнем, что магазин типа секонд-хенда на площади Эпидемии держит. Вот щука так щука. Морда худая, острая, сам скелет скелетом, а взгляд ну точно щучий!