Джокер
Шрифт:
– Мне плохо…, - сорвалась я и всхлипнула.
– Я вообще-то на работе. Хорошо. Давай через час в «Овер тайм».
Я кивнула…даже не понимая, что он меня не видит. Выключила смартфон и закрыла глаза, в голове все кружилось, как на карусели. Это не мог быть МОЙ Джокер…Не мог. Я должна найти его и поговорить. Я обязана его найти. Адам мне может помочь в этом.
ЭПИЛОГ
У
– Прошло достаточно времени, Елена Владимировна, но я хорошо помню этого пациента. Я расскажу вам все, что знаю, надеюсь, это поможет в вашем расследовании. Вы можете задавать вопросы.
– Спасибо, - я выдавила улыбку, стараясь не стушеваться под этим пытливым взглядом. Отпила горячий чай, собираясь с силами.
Конечно, психиатры не экстрасенсы и не колдуны, но у меня возникло стойкое ощущение того, что он прекрасно видит мою ложь и знает, что я далеко не та, за кого себя выдаю.
– Вы, как лечащий врач Константина Туманова, считаете его виновным в убийстве своей семьи?
– Ну я не судья, не следователь. Я не смотрю на своих пациентов, как на подсудимых или заключенных. Для меня они больные люди, которых нужно лечить. Поэтому я не выношу приговоров, вердиктов и обвинений. Я занимаюсь своей работой.
– Но вы считаете этого пациента способным на убийство?
– А почему вы говорите в настоящем времени? Разве Туманов не погиб несколько лет назад?
– Случайно. Наверное, так удобней говорить о ком-то - в настоящем времени. Ну и ваше мнение. Оно же не изменилось?
Врач снял свои круглые очки и протер их платком в клетку. Очень тщательно протер. Каждое стекло по отдельности, и снова надел.
– Костя пережил огромную трагедию. После такого любой человек мог бы впасть в серьезную и глубокую депрессию. Но у него на эту депрессию не было времени. Его швырнули из одного кошмара в другой. Ему приходилось справляться с ужасной потерей и защищать себя от несправедливого обвинения. Когда он вошел в стены этой больницы, он не был способен на убийство.
– То есть вы считаете, что Костя Туманов не убивал свою семью?
Я старалась не нервничать. Старалась справляться со своей ролью журналистки, которая проводит расследование по старому нашумевшему делу.
– Знаете, наша система правосудия далеко не всегда ищет, кто прав, а кто виноват. Иногда она ломает того, кто больше всего подходит на роль виноватого, чтобы закрыть дело как можно быстрее. Тем более, когда подозреваемый не в силах за себя постоять, не имеет связей и денег.
Я откинулась на спинку стула, делая пометки в блокноте.
– Но ведь он был болен? Вы же не держите здоровых
Врач усмехнулся и снова внимательно посмотрел мне в глаза.
– А что, по-вашему определению, значит «болен»? Психиатрия - очень тонкая наука и не изучена до конца. Я могу сказать, что девяносто девять процентов людей из тех, с кем я общался, вполне могли бы стать пациентами нашей клиники.
– Но вы же лечили его, а значит, был какой-то диагноз.
– Конечно был. Диссоциативное расстройство личности, которое приводило к психогенной амнезии.
– Что это значит? – я подалась вперед, чувствуя легкие покалывания вдоль позвоночника.
– Это значит, что пациент страдал раздвоением личности. Когда происходит такое страшное горе, не все люди могут справиться с ним сами. Особенно если они находятся в полной изоляции и в одиночестве.
– И в чем это проявлялось?
– Пациент разговаривал сам с собой. Изначально про себя, и мы видели, как он шевелил губами и активно жестикулировали руками, а после - и вслух…он не просто беседовал, а вел полноценные диалоги. То есть задавал себе вопросы и сам же отвечал на них. Затем при наших беседах я начал замечать, что далеко не всегда передо мной сидит Константин Туманов, все чаще я вел беседы с его другом – Адамом Гордеевым.
– Его кто-то навещал?
– Да, пару раз приезжал этот самый Гордеев, я сам давал разрешение на посещения именно этого человека. Он писал письма своему приятелю, привозил передачи. Хороший парень. Обладал потрясающей харизмой и располагал к себе. Жаль, был тяжело болен.
– Чем?
– я стиснула пальцами столешницу.
– Последняя стадия онкологии. Ему не так много оставалось, и со временем длительные поездки начали даваться с трудом.
– А что говорил сам Туманов по поводу обвинения? Он смирился?
– Нет. О, нет. Он анализировал каждую секунду и мгновение. Ситуация его не отпускала. Он продумывал каждый шаг участника этой трагедии, расписывал на бумаге и показывал мне. Вы знаете, он же был гением. Мог решить в уме самую сложную математическую задачу, сложить и разделить такие числа, от которых у вас зарябило бы в глазах. Он ремонтировал наши старые железяки, устанавливал новые программы.
– Вы записывали ваши разговоры?
– Конечно. Я записывал. Как и с любым другим пациентом.
– А можно на них взглянуть?
– К сожалению, нет. Архив сгорел несколько лет назад.
– Если вы считали, что Туманов страдал психическим расстройством, зачем вы выписали его из клиники?
Врач достал из ящика стола мешочек с очищенными грецкими орехами.
– Будете?
Я отрицательно качнула головой, и он зашуршал целлофаном, развязывая мешок.
– Я и не выписывал. Ему отказали в повторном слушании. Адвокат больше не захотел его вести, а государственный написал прошение, но получил отказ. Кстати, думаю, адвокат мог бы многое вам рассказать о том деле. Хотя, сейчас он довольно известный. Вряд ли станет ворошить прошлое.