Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 11
Шрифт:
На мостовой перед высоким домом стоит одетая в лохмотья женщина и держит в руке веточки лаванды. Другая женщина сидит на обочине тротуара, из грязной, дырявой шали у нее на коленях выглядывает сморщенное личико ребенка, во рту у него замызганная, рваная соска, надетая на пустую немытую бутылку. Не по-детски серьезным взглядом смотрит младенец на этот громадный мир, до краев полный духоты, пыли и голода. Малютка, кажется, понимает, что выпало ему на долю. В глазах его застыла покорность, он прильнул
— Сестра вот моя… бедняжка… и дитя у нее малое. Муж ее бросил. Мы пришли из Брайтона, видит бог, пешком пришли! Господь вам зачтет, сударь, купите веточку лаванды!
Два шага вперед из уличной грязи и пыли; мать и ребенок поднимают глаза.
— Господь зачтет вам, сударь, купите веточку лаванды!
— Всего лишь лаванды!..
Сквозь щели в ставнях солнечные лучи пробиваются в гостиную этого богатого дома; в затемненном, скользящем свете движутся люди; перешептываются, улыбаются.
Наверху, где все дышит прохладой, на белоснежной кровати лежит молодая мать. В ногах у нее стоит няня и держит на руках новорожденного младенца — толстенького, в колпачке, словно епископ; на лицах окружающих — благоговейный восторг, все любуются этим крошечным существом в ослепительно чистых пеленках и одеяльце.
Чуть пискнул — и все в смятении!
Тикают часы, няня постукивает башмаками, гул восхищения растет. Вечером в окна проникает аромат цветущих лип; и мать улыбается, лежа на подушках в своей белоснежной кровати.
Король там, на жаркой улице, и король здесь, в прохладе, — вы прибыли каждый в свое королевство!
АПОФЕОЗ
— Ого! Вот это здорово! — сказал лысый мужчина в партере, а сидевший рядом человек с миной мизантропа икнул.
— Ха-ха! — загоготал толстяк с моноклем.
— Ну, доложу я вам! — заметил четвертый простодушно.
На сцене театра «Парадиз», заключенный в плюшевую раму, лежал на спине слон.
— Взгляните на его глаз! — засмеялся лысый. — Ха, ха!
Все четверо посмотрели на сцену. Маленький глаз перевернутого на спину слона — единственное подвижное место в этой серой громаде — вопросительно осматривал публику, затем в стоической сосредоточенности остановился на передних ногах, торчавших в воздухе, словно колонны. Этот глаз заключал в себе отдельный мир, дикий мирок, чуждый всему этому театру с позолоченным куполом, залитому светом ламп, полному человеческих лиц, обращенных в одну сторону.
— Ха, ха! Ну и глаз!
Слон снова обвел взглядом зал, а простодушный зритель пробормотал:
— Это действительно очень забавно!
— Слоны — самые понятливые животные, — сказал толстяк, поправляя монокль.
— А как вы полагаете, — спросил простодушный, — это
Лысый сложил свой цилиндр.
— Трудно сказать, — ответил он. — Посмотрите-ка на хобот этого бедняги!
Слон устал протягивать хобот публике и свернул его на груди.
— Точь-в-точь жирная гусеница! — проворчал мизантроп.
Два испуганно озиравшихся кота и два красногрудых попугая с тонкими позолоченными цепочками на ногах появились с разных сторон и расположились на ногах лежавшего на спине слона по одному на каждой ноге.
— Хорошо придумано! — сказал лысый.
После минутной нерешимости коты и попугаи начали прыгать с ноги на ногу; слон вращал маленьким глазом, и хобот его извивался.
— Ну, просто удивительно! — воскликнул лысый. — До чего умны!
— Я знал одну кошку, умную, как человек, — ворчливо заметил мизантроп.
— Скажете тоже! — возразил толстяк.
— А это как вам нравится? — нетерпеливо прервал их лысый.
Слон поднял на хоботе попугая и медленно протянул его публике.
— Неплохо! — воскликнул толстяк. — Ха, ха!
— Любая кошка, — настаивал мизантроп, — почти не уступает в уме человеку.
— Что?! — сказал толстяк. — Уж не хотите ли вы сказать, что кошки способны оценить подобное зрелище? Что кошки могут понять, как забавен этот слон?
Лысый снова перебил их:
— Я восхищен дрессировкой; вот чего можно добиться настойчивостью! Нужна сильная воля, чтобы заставить кошек и попугаев работать вместе.
— Да, черт возьми! — сказал толстяк. — Мне нравятся хорошие представления со зверями. Я очень люблю животных. А некоторые равнодушны к ним. Ну, разве это не забавно — слон, лежащий на спине!
— Вы думаете, ему это нравится? — задумчиво спросил простодушный.
Кошки и попугаи исчезли, появился маленький котенок; жалобно мяукая, он взобрался на слона и свернулся клубком в его огромной пасти.
— Здорово! — сразу оживился мизантроп. — До чего естественно! Превосходная штучка, а? — И тоже зааплодировал. Маленький глаз слона, казалось, спрашивал, чему так радуется этот человек.
— Вот вам и кошачий ум! — сказал толстяк. — Вы допустили бы, чтобы ваш ребенок полез в пасть к слону?
— Это ничего не доказывает, — ответил мизантроп. — Говоря, что у кошки ум человека, я имел в виду, что люди в большинстве своем глупы.
Дрессировщик уже убрал котенка и, вскочив слону на живот, посылал воздушные поцелуи публике. Затем, знаком поманив к себе хобот, вставил в него зажженную сигарету.
— Браво! — закричал лысый. — Вот это ловко! Браво!
— А знаете, я следил за ним и должен вам сказать: это ему совсем не по вкусу, — объявил толстяк.
— Что не по вкусу? — спросил мизантроп.