Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 3
Шрифт:
Баттерфилд только улыбнулся…
Неловкость примешивалось к гордости Майкла потому, что «Старый Форсайт» без конца повторял ему, что ничего не знает — не может сказать, верно ли то, что Баттерфилд рассказал об Элдерсоне, — и дальше ни с места…
— С добрым утром, сэр. Можете уделить мне пять минут?
— Входите, Баттерфилд. Засыпались с «Дуэтом»?
— Нет, сэр. Я уже продал сорок экземпляров. Тут другое дело. — И, бросив взгляд на закрытую дверь, он подошел ближе.
— Я иду по списку в алфавитном порядке. Вчера я дошел до «Э», —
— Фью! — сказал Майкл. — Его-то вы можете пропустить.
— В том-то и дело, сэр, что я его не пропустил.
— Как? Пошли в атаку?
— Да, сэр. Вчера вечером.
— Молодец, Баттерфилд! Ну, и что же?
— Я не назвал своей фамилии — просто просил передать ему карточку фирмы.
Майкл заметил, что в голосе Баттерфилда зазвучало очень понятное злорадство.
— Ну?
— Мистер Элдерсон, сэр, кончал обедать. Я заранее подготовился и сделал вид, что я его никогда раньше не встречал. И поразило меня то, что он принял это как должное!
— Не выкинул вас за дверь?
— Наоборот, сэр. Он сразу сказал: «Запишите за мной два экземпляра».
Майкл рассмеялся.
— Ну и нахалы же вы оба.
— Нет, сэр, в том-то и дело. Мистер Элдерсон был очень недоволен. Ему это было неприятно.
— Не понимаю, — сказал Майкл.
— Неприятно, что я служу у вас, сэр. Ведь он знает, что вы здесь компаньон и что мистер Форсайт — ваш тесть, не правда ли?
— Знает, конечно.
— Вот видите, сэр, и выходит, что два директора поверили мне, а не ему. Вот почему я его и не пропустил. Я решил, что это его немного встряхнет. Я случайно увидел его лицо в зеркале, когда уходил. Он, по-моему, здорово струсил.
Майкл грыз указательный палец, испытывая что-то вроде сочувствия к Элдерсону, как к мухе, на которую паук накинул свою первую петлю.
— Спасибо, Баттерфилд.
Когда тот ушел, он сел, царапая перочинным ножом промокашку на столе. Что это, своеобразное «классовое» чувство? А может быть, просто сочувствие к преследуемому, нервная дрожь при мысли, что человеку некуда скрыться? Ибо тут, безусловно, были явные улики, и ему придется сообщить об этом отцу и «Старому Форсайту». Очевидно, храбрость покинула Элдерсона, иначе он бы сказал: «Наглый негодяй! Сейчас же убирайтесь вон!» Ясно, что это было бы единственно правильное поведение не повинного ни в чем человека и единственно разумное поведение человека виновного. Что ж! Нервы иногда сдают — даже самые крепкие. Взять хотя бы корректуру, которую он только что закончил:
ПОЛЕВОЙ СУД
Я человек — не лучше вас, не хуже:
Кровь, нервы, мускулы, костяк.
Легко ль мне было драться в дождь и в стужу?
Попробовали б сами так!
Когда бы вы умели — не блистать
Мундиром, выправкою бравой.
А вместе с нами мерзнуть, голодать,
Тогда б сказать имели право:
«Его из всех, кто был тогда в бою,
За трусость расстреляйте первым!
Кто служит родине и королю,
Не
Эх, Уилфрид, Уилфрид!
— В чем дело, мисс Перрен?
— Письмо к сэру Джемсу Фоггарту, мистер Монт; вы просили вам напомнить. И потом — вы можете принять мисс Мануэлли?
— Мисс Ман… О-о, да, конечно!
Маленькая жена Бикета, чье лицо использовано для обложки сторбертовского романа, натурщица для картины Обри Грина! Майкл встал: она уже была в комнате.
«Ага, помню это платье, — подумал он. — Флер никогда его не любила».
— Чем могу быть полезен, миссис Бикет? А как поживает Бикет, кстати?
— Ничего, сэр, спасибо.
— Все еще торгует шарами?
— Да.
— Ну, все мы связаны с воздушными шарами.
— Как вы сказали?»
— Висим в воздухе — не так ли? Но ведь вы не об этом хотели со мной поговорить?
— Нет, сэр.
Легкий румянец на впалых щеках, пальцы теребят поношенные перчатки, губы неуверенно полуоткрыты; но глаза смотрят прямо — удивительное существо, честное слово!
— Помните, сэр, вы дали мне записку к мистеру Грину?
— Да, и я видел, что из этого вышло, — картина замечательная, миссис Бикет.
— Да, но она попала в газеты; мой муж вчера увидел ее — а он ведь ничего не знает.
Фью! Ну и подвел он эту девочку!
— Я заработала на этом много денег, сэр, почти хватит на билеты в Австралию. Но теперь я боюсь. Он говорит: «Смотри, как похоже на тебя». Я разорвала газету, но что если он запомнил название галереи и пойдет посмотреть картину? Там я еще больше похожа на себя. Он может дойти до мистера Грина. Так вот, не поговорите ли вы с мистером. Грином, сэр, и не попросите ли его сказать, что это — совсем не я, в случае если Тони пойдет к нему?
— Конечно скажу, — сказал Майкл. — Но почему вы боитесь, что Бикет рассердится, раз это вас так выручило? Ведь профессию натурщицы можно считать вполне приличным ремеслом.
Викторина прижала руки к груди.
— Да, — сказала она просто. — Я вела себя совершенно прилично. И я взялась за это только потому, что нам так хочется уехать, и я не могу выносить, не могу видеть, как он стоит на тротуаре и продает эти шары в сырости и в тумане. Но сейчас, сэр, я так боюсь.
Майкл посмотрел на нее.
— Да, — сказал он, — скверная штука — деньги.
Викторина слабо улыбнулась:
— Хуже, когда их нет, сэр.
— Сколько вам еще не хватает?
— Еще только около десяти фунтов, сэр.
— Это я могу вам одолжить.
— О, спасибо! Но не в этом дело — я легко могу их заработать, я уже привыкла; еще несколько дней не играют роли.
— А как же вы объясните, откуда вы достали деньги?
— Скажу, что выиграла на скачках.
— Слабо, — сказал Майкл. — Слушайте, скажите, что вы пришли ко мне и я вам дал их в долг. Если Бикет захочет мне их прислать из Австралии, я могу снова переслать их туда на ваше имя. Я вас очень подвел, и я хотел бы вас выручить.