Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 8
Шрифт:
Она подбежала к Росеку.
— О, миссис Фьорсен хочет, чтобы я начала; вальс Шопена, пожалуйста. Тот, который играется так…
Джип села рядом с Фьорсеном, а Росек начал играть, не сводя глаз с девушки. На губах его, обычно сжатых, появилась слащавая улыбка. Мисс Дафна Уинг застыла, прижав к груди кончики пальцев, — статуэтка из черного дерева и воска. Она сбросила черное кимоно, и Джип вздрогнула от волнения. Она умеет танцевать, эта маленькая вульгарная девочка! В каждом плавном движении ее гибких рук и ног чувствовалось упоение и восторг прирожденного таланта, отшлифованного хорошей школой. «Летящая голубка!» С лица ее уже исчезло глуповатое выражение; вернее, глуповатость вдруг стала
Когда, окончив танец, девушка подошла и села рядом с Джип, та сжала ее горячую руку; но ласка эта относилась к ее искусству, а не к этому маленькому разгоряченному созданию с полуоткрытым ртом, готовым проглотить леденец.
— О, вам понравилось? Я так рада. Теперь я пойду и надену красный костюм, хорошо?
Как только она ушла, все начали обсуждать ее танец. Мрачному и циничному Гэлланту он напомнил некую Наперковскую, которую он видел когда-то в Москве; но у той было больше огня! Обязательно Дафне Уинг надо добавить немного страсти. Ей нужна любовь! Любовь!
Джип вдруг показалось, что она снова сидит в концертном зале и слушает другую девушку, поющую о разбитом сердце.
Твой поцелуй, как речная трава,
Хранящая свежесть прохладной струи…
Любовь? В этом вертепе — с головами фавнов, мягкими диванными подушками, серебряными статуэтками? Любовь? Она вдруг почувствовала себя глубоко униженной. Кто такая она сама, как не игрушка для мужской страсти? А ее дом — разве он не такой же, как этот?
Вернулась Дафна Уинг. Когда девушка снова начала танцевать, Джип взглянула на мужа. Его лицо!.. Но возможно ли? Вот она видит, как он взволнован и возбужден, а ей… ей это безразлично! Если бы она его любила по-настоящему, ее оскорбило бы это, но она еще могла бы его понять, может быть, простить. Теперь же у нее не было желания ни понимать, ни прощать.
Ночью она прошептала:
— Тебе не хотелось бы, чтобы я была той девушкой?
— Той девушкой! Я мог бы проглотить ее залпом. А тебя, Джип, я хочу пить вечно!
Правда ли это? Если бы она его любила, как сладко было бы это слышать!
ГЛАВА V
С тех пор Джип с каждым днем все ближе соприкасалась с миром «высшей» богемы — этим занятным и пестрым слоем общества, окружающим людей театра, музыки, поэзии. Она понимала, что совершенно чужда этому миру, и, правду сказать, так же относился к этим людям и Фьорсен: сам он был представителем настоящей богемы и поэтому высмеивал образ жизни Гэллантов и Росеков, как высмеивал Уинтона и тетушку Розамунду вместе с их окружением. Замужество все больше отгораживало Джип от старой, ортодоксальной аристократической среды, которую она только и знала до этого, но к которой себя не причисляла, особенно после того, как узнала тайну своего рождения. Она была слишком впечатлительна и слишком разборчива, чтобы мириться с рутиной раз навсегда заведенного распорядка жизни и внешней благопристойности: правда, по собственному почину она едва ли вышла бы из этого круга. Она оторвалась от этих корней, но не смогла пустить другие на новой почве; к тому же у них с мужем так и не возникло духовной близости; и она все чаще чувствовала себя одинокой. Единственными счастливыми часами были для нее те, которые она проводила с Уинтоном или за роялем. Джип непрестанно спрашивала себя: что она сделала со своей жизнью? И мучительно старалась найти какую-то глубокую и разумную причину, которая толкнула ее на этот шаг.
Много времени она проводила в саду. Цвет на деревьях уже облетел, сирень тоже отцвела, распускалась акация, замолкли дрозды.
Уинтон после тщательного наблюдения установил, что между половиной четвертого и шестью он едва ли мог наткнуться на зятя, и он приходил почти ежедневно выпить чашку чая и выкурить на лужайке сигару. Здесь он сидел вместе с Джип и теперь, когда Бетти подала карточку. На ней было напечатано: «Мисс Дафна Уинг».
— Проводи ее сюда, пожалуйста, Бетти, и подай свежего чаю и побольше поджаренного хлеба с маслом. И шоколада и других сластей, Бетти, милочка!
Бетти удалилась с тем восторженным выражением, которое появлялось у нее на лице, когда ее называли «милочкой». Джип сказала отцу:
— Это та маленькая танцовщица, я о ней говорила тебе. Ты сейчас увидишь ее, она совершенство. На ней будет обычное платье. Как жаль!
На Дафне Уинг было платье цвета слоновой кости, отделанное ярко-зеленым шифоном, с кушаком из крошечных листочков; на голове — веночек, тоже из зеленых листьев. Она походила на нимфу, выглядывающую из увитой плющом беседки. Все это выглядело немного кричащим, но сама она была очаровательна и никакое платье не могло скрыть красоты ее фигуры. Она казалась явно смущенной.
— О миссис Фьорсен, я думаю, вы не против моего прихода. Мне так хотелось снова повидать вас. Граф Росек сказал, что можно. С моим дебютом все уже устроено. О, как вы поживаете?
Глаза ее округлились, рот приоткрылся, и она опустилась на стул, пододвинутый ей Уинтоном. Джип заметила выражение его лица и рассмеялась. Отец — и… Дафна Уинг!
— Вы танцевали — с тех пор у графа Росека?
— О, да, да! Разве вы… Разве вы не… О, да, разумеется!
У Джип промелькнула мысль: «Значит, Густав бывал на ее танцах и ничего мне не говорил!»
— Ну, конечно! — тут же сказала она. — Я и забыла. Где же ваш дебют?
— В пятницу в «Октагоне». Это блестяще, правда? Они подписали со мной хороший контракт! Я так хочу, чтобы вы и мистер Фьорсен пришли!
— Конечно, мы придем. Мой отец тоже любит танцевальное искусство. Правда, отец?
— Когда оно хорошее, — учтиво ответил Уинтон.
— О, мои танцы хороши! Правда, миссис Фьорсен? Я хочу сказать… я упражняюсь с тринадцати лет, вы ведь знаете! Я просто обожаю танцы. Я думаю, вы танцевали бы великолепно, миссис Фьорсен. У вас такая, безукоризненная фигура. Я просто любуюсь вашей походкой.
Джип покраснела.
— Возьмите эту конфету, мисс Уинг, там внутри — малина.
Маленькая танцовщица положила конфету в рот.
— О, пожалуйста, не называйте меня мисс Уинг! Зовите меня Дафна. Мистер Фьор… все зовут меня так!
Чувствуя на себе взгляд отца, Джип пробормотала:
— Дафна — прелестное имя. Хотите еще конфету? Это абрикосовая.
— Они великолепны! Знаете, я буду танцевать первый танец в платье померанцевого цвета. Мистер Фьорсен предложил это. Но я думаю, он говорил вам? Может быть, это вы и придумали, да?
Джип покачала головой.
— Граф Росек говорит, что все ждут моего дебюта…
Она замолчала. Рот ее был полуоткрыт, словно в ожидании новой конфеты.
— Как вы думаете, моих танцев действительно так все ждут?
— Надеюсь, что да, — сказала Джип.
— Граф Росек говорит, что во мне есть что-то оригинальное. Как приятно, если это так! Ведь у него прекрасный вкус. И у мистера Фьорсена тоже, не правда ли?
Видя, с каким ожесточением попыхивает своей сигарой отец, Джип только кивнула.