Джон Рид
Шрифт:
Риду не о чем было говорить с ними — «расчетливыми, холодными людьми, лишними в этой стране страстей, презиравшими то дело, за которое сражались, издевавшимися над веселым характером неукротимых мексиканцев».
С Маком Рид познакомился в Чиуауа. Это был, что называется, американец до мозга костей — огромный детина, больше шести футов роста, полный сил и задора молодости.
— Мексиканцы — грязные свиньи без гордости, их женщины — потаскухи, — с этих слов он начал делиться с Ридом своими впечатлениями от Мексики, когда они сидели за
— Наша женщина — идеал чистоты, и мы должны сохранить ее такой. Хотел бы я услышать хоть одно дурное слово об американской женщине.
После третьего коктейля Мак начал рассказывать о своем прошлом. Самым ярким его воспоминанием была охота на негров.
— Я сидел в своем домике и писал письмо сестре. Ночь была душная. И вдруг я услышал, как лают собаки-ищейки. Не знаю, приходилось ли вам слышать лай ищеек, когда они в темноте гонятся за человеком. Волосы дыбом встают. Потом кто-то перескочил изгородь под самым моим окном. Вы знаете, как дышит лошадь, когда ей на шею накинут аркан? Вот так и он дышал.
Я выскочил из дому. Меня окликнули: «Куда он побежал?» Их было человек двенадцать. Я показал и сам побежал вместе с ними. Я так и не узнал, в чем провинился черномазый. Да и они вряд ли знали. Нам было все равно.
Мак облизал губы и отхлебнул из стакана.
— Конечно, — закончил он, — когда мы подбежали к черномазому, собаки успели его растерзать на куски.
— А письмо к сестре вы кончили? — спросил Рид.
— Само собой! — кратко ответил Мак. — Я бы не хотел навсегда поселиться в Мексике, — сказал он на прощанье. — Люди здесь какие-то бессердечные. А я люблю людей открытых, добрых, как американцы.
Рассказ «Мак-американец», написанный Ридом в ту же ночь, входит во все сборники его произведений. В комментариях он не нуждается.
Джеку приходилось беседовать и с крупными дельцами.
Встречи эти уже не приносили ему ничего нового. С болью в душе он писал Карлу Хови:
«…Американцы в Мексике — это главный бич для страны. Один бизнесмен в Чиуауа сказал мне, что, если я напишу что-либо против интервенции, он пристукнет меня».
Весь февраль и начало марта Северная дивизия Франсиско Вильи готовилась к походу на Торреон, где сосредоточились главные силы Уэрты под командованием опытного генерала Веласко.
Рид все эти дни много работал и много разъезжал по городкам Чиуауа и Дуранго. Как-никак прежде всего он был корреспондентом, обязанным регулярно присылать в Америку репортажи и очерки.
Он описывал толпы живописных вооруженных солдат, темных личностей зловещего вида — тайных агентов федералистов, — беженцев, хозяина лавки, с огромным револьвером в руках охранявшего по ночам своих трех красавиц дочек от пылких поклонников, описывал исполнителей народных баллад с непременными гитарами, местные ресторанчики, деревенские танцы с потасовками и перестрелкой, свадьбы, похороны и бог весть что еще.
Когда
Наконец наступил долгожданный день наступления — Северная дивизия погрузилась вместе с лошадьми в эшелоны и двинулась по бесконечной песчаной пустыне на юг, к Торреону. В одном из товарных вагонов примостился Джон Рид.
Через сутки, передвигаясь с обычной для него быстротой, Вилья уже был в Пермо, в то время как Уэрта полагал, что он еще в Чиуауа. При тусклом мерцании коптилки Джек заносил в свой путевой дневник:
«Настала ночь, тучи затянули небо, поднявшийся ветер начинал кружить пыль… Песчаная буря надежно заслоняла нас от глаз федеральных дозорных».
— Даже бог, — заметил Риду майор Лейва, — даже сам господь бог на стороне Франсиско Вильи!
На рассвете загремели трубы. Рид выглянул из вагона и увидел, что пустыня на многие мили кишит солдатами, седлающими коней. Над землей клубился пар. На крышах вагонов дымились сотни небольших костров — это солдатские жены готовили своим мужьям завтрак, сушили белье, болтали, переругивались. Повсюду вертелись полуголые ребятишки.
Все радовались предстоящему сражению.
Рид отправился в гости к Вилье — ему нужна была лошадь. Генерал жил в маленьком красном вагончике с ситцевыми занавесками. Перегородка делила его на две половины — «кухню» и «спальню», в которой обычно происходили военные совещания: генералы, с трудом вмещающиеся в крохотной комнатушке, решали, что нужно делать, а затем Вилья отдавал приказы, какие считал нужным.
— Что тебе, дружище? — спросил Джека Вилья, сидевший на краю полки в одном белье.
— Мне нужна лошадь, мой генерал, — объяснил Рид причину своего визита.
— Черт возьми, нашему другу понадобилась лошадь! — саркастически улыбнулся Вилья.
Окружающие расхохотались.
— Вы, корреспонденты, — продолжал Вилья, — того гляди потребуете автомобиль! Известно ли тебе, что у меня в армии тысяча солдат не имеет коней? Зачем тебе лошадь, когда есть поезда?
— Затем, чтобы ехать с авангардом…
— Нет, — улыбнулся Вилья, потягивая кофе прямо из старого жестяного кофейника, — слишком много пуль летает в авангарде.
Рид недолго досадовал: захватив в теплушке свое одеяло, он прошел добрую милю вдоль составов и забрался в закрытую стальной броней платформу ремонтного поезда. Здесь находилось знаменитое орудие повстанцев «Эль Ниньо». Поезд — несколько вагонов и паровоз сзади — медленно пополз вперед. Рид перебрался на мерно покачивающуюся крышу вагона и стал болтать с капитаном Диасом, командиром орудия.
На переднем краю платформы лежали на животах два солдата — они тщательно следили, нет ли где на рельсах проволоки от мин.