Джон Рид
Шрифт:
«Мэссиз», конечно, предоставлял ему необходимые полномочия, но никак не мог взять на себя расходы. Денег в журнале, как всегда, не было. У него тоже.
С большим трудом друзья журнала сколотили неведомыми путями сумму, которой едва-едва хватило бы на поездку — и то при условии жесткой экономии во всем.
Бойкот газетных боссов был не единственной неприятностью, с которой пришлось столкнуться Риду в эти дни. По-видимому, нашлись люди, решившие более действенным путем не допустить его в страну революции. Иначе нельзя объяснить тот факт, что перед самым отъездом — 14 августа — Джек получил вызов в призывную комиссию. Всего лишь восемь месяцев назад он перенес тяжелую операцию. По всем правилам удаление почки, безусловно,
Но и это было еще не все — на этот раз с Ридом пожелал объясниться Государственный департамент США. От него потребовали обещания не участвовать в работе конференции европейских социалистических партий, которая должна была состояться в Стокгольме. Поскольку Рида никто и не уполномочивал представлять в Швеции американских социалистов, он охотно заверил департамент, что не будет этого делать.
Наконец изобретательность властей иссякла. Только тогда мистер и миссис Рид смогли со спокойной душой отплыть в Европу.
Их путь до Петрограда длился почти месяц, включая остановки в Христиании и Стокгольме, где Рид встречался и беседовал с некоторыми видными социалистами. В Стокгольме он узнал о падении Риги и немедленно поспешил выехать в Петроград, так как прокатился слух, что граница вот-вот будет закрыта.
На последней шведской станции багаж всех пассажиров подвергся тщательному досмотру. Затем маленький неторопливый пароходик переправил их через Балтику в Финляндию. И снова поезд. На станциях Рид впервые увидел революционные прокламации.
В вагонах ходили самые противоречивые слухи о корниловском наступлении на Петроград и якобы самоубийстве Керенского. Щеголеватый артиллерийский капитан уверял Луизу, что улицы города залиты кровью и женщине туда ехать небезопасно. Респектабельный немолодой мужчина делового вида, возвращавшийся из Англии, неожиданно вмешался в разговор: «Так и надо! Давно пора навести порядок!»
Несколько угрюмых солдат на соседних скамьях недобро молчали. Лишь в нескольких часах езды до Петрограда стало известно, что корниловский поход окончился провалом, несмотря на бездеятельность правительства, рабочие и революционные солдаты с большевиками во главе остановили казачьи полки.
Джек и Луиза воспрянули духом. Повеселевшие солдаты-попутчики с удивлением смотрели на двух хорошо одетых иностранцев, так откровенно радовавшихся вместе с ними, что заговор контрреволюции не удался.
В Петроград прибыли в три часа утра На вокзальной площади с трудом уговорили какого-то шофера довезти их до «Англетера» и поехали по пустынным в это раннее время улицам.
В «Англетере» заспанный неразговорчивый портье проводил их в номер. Комната была из разряда тех, которые Рид терпеть не мог: с золочеными плафонами, тяжелыми бархатными драпри и прочей аляповатой роскошью. Над кроватью висело застекленное объявление, запрещавшее под угрозой штрафа в 1500 рублей говорить по-немецки. Однако служитель, пришедший утром в номер осведомиться насчет багажа, обратился к постояльцам именно на этом языке. Джек разъяснил удивленной Луизе, что, насколько он помнит еще по прошлому приезду, законы в России — понятие относительное.
Весь первый день Джек знакомил жену с городом — вернее, заново знакомился с ним сам — столь разительно изменила свой облик та блестящая столица Российской империи, которую он помнил по первому своему приезду.
На главных улицах они встречали множество людей в шинелях, потертых пальто, рабочих тужурках. Раньше этого не было.
У булочных
Трамваи ходили очень редко, поэтому, быть может, тротуары были переполнены прохожими. В магазинах с немногочисленными приказчиками было пусто. Товаров — почти никаких, если не считать огромного выбора цветов, дорогих корсетов на китовом усе, ошейников для собак и накладных волос всех оттенков.
Весь город (и это напоминало Америку) был украшен флагами. Даже в застывшей руке величественной бронзовой Екатерины торчал маленький красный флажок.
На третий или четвертый день Рид и Луиза встретили американца. Они обедали в «Англетере», когда к их столику подошел мужчина примерно одного возраста с Джеком. Это был гигант, длиннорукий, чуть-чуть неуклюжий, с поразительно светлыми и по-детски ясными глазами.
Смущенно улыбаясь, он извинился, что помешал:
— Очень уж хотелось поговорить с соотечественниками, о вашем приезде мне сказал портье. Я-то в Питере уже четыре месяца, меня все знают.
Нового знакомого звали Альберт Рис Вильямс. Он был социалистом и приехал в Россию корреспондентом нью-йоркского «Пост». Оказалось, что у него с Джеком и Луизой много общих знакомых в Нью-Йорке. К тому же он читал обе книги Рида и некоторые его очерки.
Через полчаса все трое были уже друзьями. Вильямс действительно был в Петрограде своим человеком. Он отлично разбирался в обстановке и имел повсюду приятелей: на заводах, в Советах, даже среди кронштадтских моряков (он успел побывать и в Кронштадте). Рид заметил для себя, что знакомцы Вильямса были в основном из лагеря большевиков или им сочувствующих.
Джек спросил Вильямса, какого он мнения о Керенском. Тот ответил короткой русской фразой, полный смысл которой стал ясен Риду лишь через несколько месяцев, когда он несколько овладел русской лексикой.
Вильямс познакомил Джека и Луизу с некоторыми американцами, находящимися в Петрограде. Одному из знакомств особенно обрадовалась Луиза, так как ей надоело быть единственной американкой в городе.
Бесси Битти была худенькой тридцатилетней женщиной с тяжелой копной густых волос. Она приехала в Россию одновременно с Вильямсом в качестве военного (!) корреспондента сан-францисского «Бюллетеня», а сейчас, в сентябре, только что вернулась из интереснейшей поездки по Волге. Звонким голосом, с интонацией, показывающей, что она не потерпит возражений, Бесси немедленно стала убеждать Рида, что крестьяне в деревнях поддерживают только Советы.
Из других соотечественников самым примечательным был полковник Раймонд Робинс, из миссии Американского Красного Креста, высокий красивый мужчина с орлиным лицом и пытливым, пристальным взглядом. Об этом человеке Рид слышал еще в Штатах. У него была удивительная биография. За свою жизнь Робинс успел побывать рудокопом, фермером, ковбоем, золотоискателем, прежде чем ему повезло и он стал миллионером. В характере Робинса оказалась неожиданная для миллионера черта — он был правдолюб и правдоискатель. Миссия, в составе которой он приехал в Петроград, преследовала цель, ничего общего с Красным Крестом не имеющую, а именно — предотвратить выход России из войны. Робинс ненавидел кайзера и искренне верил, что только Германия угрожает христианской цивилизации (полковник был глубоко верующим человеком). Революцию он считал внутренним делом самих русских и заботился лишь о том, чтобы Временное правительство не заключило мир с Германией. Как трезвый реалист, он, однако, не ставил это правительство ни в грош. Сам выходец из народа, Робинс прекрасно видел тяготение русских рабочих и крестьян к Советам и в душе, хотя это шло против всех его целей и задач, сочувствовал им.