Джунгли
Шрифт:
Со времени своего возвращения в Мясной городок Юргис часто думал о Конноре, но как о чем-то далеком, больше не касавшемся его. Теперь, когда он увидел его перед собой, с ним произошло то же, что и тогда: в нем закипела злость, его охватило бешенство. Он бросился на своего врага и ударил его кулаком в переносицу, а когда тот упал, схватил его за горло и начал бить головой о каменные плиты.
Женщина закричала, и начали сбегаться люди. Опрокинутый фонарь погас, и в темноте ничего нельзя было разобрать. Слышно было только тяжелое дыхание Юргиса и глухой стук головы его жертвы об пол; прибежавшие бросились на этот звук, стараясь оттащить Юргиса. И теперь, как в первый раз,
Таким образом, остаток ночи Юргис провел в полицейском участке при бойнях. Но на этот раз у него в кармане были деньги, и, когда он снова пришел в себя, он добился того, что ему дали пить, и сумел послать записку о своем положении Гарперу. Однако «Лисий хвост» Гарпер явился лишь после того, как арестованный, очень ослабевший и больной, был доставлен в суд, где судья отложил вынесение приговора до выяснения состояния его жертвы. Юргис мог выйти на свободу, лишь внеся залог в пятьсот долларов. Он рвал и метал. На этот раз дело разбирал другой судья, которому Юргис заявил, что он никогда раньше не был под арестом и что Коннор первый напал на него. Если бы за него еще замолвили словечко, он мог бы сразу отделаться.
Но Гарпер объяснил, что он был в центре и не получил своевременно записки.
— Что же с тобой случилось? — спросил он.
— Я отделал одного негодяя, — сказал Юргис, — а теперь от меня требуют пятьсот долларов залога.
— Я это улажу, — ответил Гарпер, — но тебе придется заплатить несколько долларов. А за что ты его?
— Он когда-то поступил со мной очень подло, — ответил Юргис.
— Кто это?
— Один мастер у Брауна, по крайней мере был раньше. Его зовут Коннор.
У Гарпера вытянулось лицо.
— Коннор! — воскликнул он. — Неужели Фил Коннор?!
— Да, а что?
— Господи, помилуй! Тогда ты влип, дружище. Я тебе ничем не смогу помочь!
— Почему?
— Да ведь это одни из самых близких людей Скэлли — он член Лиги Боевого Клича, и его хотели выставить кандидатом на выборах! Фил Коннор! Угораздило же тебя!
Юргис молча понурил голову.
— Он может засадить тебя в Джольет надолго, если захочет, — заявил Гарпер.
— Нельзя ли устроить так, чтобы Скэлли выручил меня, прежде чем узнает все подробности? — спросил, наконец, Юргис.
— Скэлли нет в городе, — ответил Гарпер. — Я даже не знаю, где он, — удрал куда-то от стачки.
Получилась действительно скверная история. Бедный Юргис был совсем ошеломлен. Его протекция столкнулась с другой, более сильной, и дело было плохо.
— Но что же мне делать? — растерянно спросил он.
— А я почем знаю? — был ответ Гарпера. — Я даже не могу взять тебя на поруки — это погубит меня на всю жизнь!
Снова настало молчание.
— А может, все-таки возьмешь? — попросил Юргис. — Как будто ты не знаешь, кого я ударил.
— Но чем это тебе поможет на суде? — спросил Гарпер.
Он погрузился в раздумье и, наконец, сказал:
— Тут ничего не поделаешь — разве только вот что: я мог бы добиться уменьшения залога. Ты можешь внести его и смыться.
— Сколько же это будет? — спросил Юргис после более подробных разъяснений Гарпера.
— Не знаю, — ответил Гарпер. — А сколько у тебя есть?
— У меня отложено около трехсот долларов.
— Ну, что же, — сказал Гарпер, — не могу обещать, но постараюсь вытащить тебя за эти деньги. Из дружбы к тебе я готов рискнуть; мне не хотелось бы, чтобы тебя года на два упрятали в тюрьму штата.
Юргис вытащил
Глава XXVII
Несчастный Юргис снова стал отщепенцем и бродягой. Он был искалечен — искалечен, как зверь, лишившийся своих когтей, или вырванная из раковины улитка. У него было сразу отнято то таинственное оружие, которое облегчало ему жизнь и позволяло действовать, не заботясь о последствиях. Он больше не мог требовать работы, когда нуждался в ней, не мог безнаказанно воровать и должен был разделять участь толпы. Хуже того, ему приходилось прятаться, ибо иначе он был обречен на гибель. Старые товарищи выдали бы его, чтобы выдвинуться, и заставили бы его расплачиваться не только за собственные, но и за чужие проступки. Так по крайней мере поступили с одним бродягой после нападения на «оптового покупателя», совершенного Юргисом и Дьюаном.
Еще одно обстоятельство отягчало положение Юргиса, Он привык к своей новой жизни, и возвращение к прежнему было очень тяжело для него. Раньше, оставшись без работы, он бывал доволен, если мог укрыться на ночь от дождя где-нибудь в подъезде или под фургоном и если ему удавалось раздобыть пятнадцать центов в день на еду. Но теперь у него было множество других потребностей, и он страдал оттого, что не мог их удовлетворить. Время от времени ему необходимо было выпить — выпить ради самой выпивки, независимо от сопровождавшей ее еды. Жажда виски была так сильна в нем, что подавляла все другие соображения; он должен был выпить, хотя бы ему пришлось расстаться с последней монетой и голодать потом весь день.
Снова Юргис присоединился к толпе, осаждающей ворота фабрик. Но никогда еще, с тех пор как он приехал в Чикаго, у него не было так мало шансов получить работу. Во-первых, в стране был экономический кризис. Около двух миллионов человек не работали всю весну и лето, и далеко не все они устроились снова. Во-вторых, шла забастовка, и семьдесят тысяч мужчин и женщин сидели в течение двух месяцев без дела — из них двадцать тысяч в одном Чикаго. Они рыскали теперь по всему городу в поисках работы. Мало помогло и то, что несколько дней спустя забастовка прекратилась и около половины бастовавших вернулись к работе; на каждого принятого обратно приходился струсивший и сбежавший с боен «скэб». Десять-пятнадцать тысяч «зеленых» негров, иммигрантов и преступников были выброшены за борт и должны были сами промышлять себе кусок хлеба. Куда бы Юргис ни шел, везде он наталкивался на них, и его мучил страх, как бы кто-нибудь из них не узнал, что им «интересуются». Он уехал бы из Чикаго, но в то время, когда он уяснил себе эту опасность, у него не осталось почти ни гроша. А он предпочел бы скорее сесть в тюрьму, чем встретить зимние холода в деревне.