Дзур
Шрифт:
– Выживешь.
Он попробовал что-то сказать, закашлялся, изо рта выступила кровавая пена. Я мог и ошибиться.
«Лойош…»
«Сейчас буду, босс. Ты в порядке?»
«Нормально.»
– Ладно, – повернулся я к Вааски, – а теперь поговорим. Я…
– Я знаю, кто ты.
– Хорошо. Сбережем время.
Лойош влетел в комнату и приземлился на мое правое плечо. Ротса уселась на левом.
«Что
«Ничего.»
«Я что-то чувствовал. Не мог отвлечься, но ты…»
«Не беспокойся, босс.»
Я молча изучал Вааски и одновременно обдумывал происшедшее.
«Запутался в занавесе, да?»
«Заткнись, босс.»
«Присматривай за ними повнимательнее. Мне нужно знать, если кто-то из них решится на псионическую связь.»
«Уже занялся.»
«Тут нет занавесов.»
«Заткнись, босс.»
– Ладно, лорд Вааски. У нас тут проблема, у вас и у меня.
Он был взбешен. Или просто зол. Никогда не понимал разницы.
– Отдаю должное вашей находчивости, – сказал я. – Хороший был ход. Но не могу позволить такой. Личные мотивы.
– Ты настолько мертвец, Талтош, что с тобой и разговаривать-то не стоит.
– Может, вы и правы. Но я могу успеть кое-что сделать до того, как упокоюсь. И вы, наверное, не хотите, чтобы я сделал это с вами.
– Ладно, говори дальше.
– Таков и мой план.
Я прочистил глотку.
– Как я и сказал, операция свернута. Вы немедленно убираетесь из Южной Адриланки. Я знаю, кстати, на кого вы работаете, и не боюсь его. Меня вообще трудно сейчас чем-либо напугать, ведь, как вы заметили, я и без того мертвец.
– Заканчивай и убирайся.
– У вас есть характер, лорд Вааски, отдаю вам должное.
– Избавь меня от комплиментов, мертвец.
Я хотел всадить в него клинок. Но не сделал этого, и он знал, что я не сделаю.
– Передайте вашему боссу, что… нет, не так. Передайте вашему боссу, чтобы он передал своему боссу, чтобы сбросил Южную Адриланку со счетов. И для вас, и для Левой Руки. Все дела джарегов здесь свернуть. Пусть выходцы с Востока занимаются здесь тем, чем сами пожелают.
– Да, Талтош. И он послушается, потому что ты так сказал.
– Нет, он послушается, потому что я весьма убедителен, и потому что оставить этот район в покое будет куда дешевле.
– И ты намерен убедить его в этом.
– Ага.
– Ладно, я передам.
– А вы убирайтесь отсюда. Если я хоть раз увижу вас по эту сторону реки,
Он неотрывно смотрел на меня.
– Думаю, я хорошо это понял.
– Хорошо. Позаботьтесь о вашем сотруднике, ему, кажется, неудобно.
Я повернулся спиной к нему и вышел. Неторопливо.
«Лойош?»
«Они не двигаются.»
«Ладно, все ясно. Выбираемся. Осторожно, занавес.»
Я прошел через зал. Хозяин, глядевший на меня, быстро отвернулся. Два или три клиента столь же старательно не смотрели в моем направления. Прямо как после убийства, только дело длилось несколько дольше и никто не умер. Ну, если только приятель Вааски не скончался от торчащего в нем кинжала.
Меня чуть-чуть трясло, когда я шагал по улице. Лойош и Ротса вылетели через разбитое окно и присоединились ко мне. Окна было жаль.
Мы быстро двигались на восток. Лойош сказал:
«Мы выжили.»
«Да. Ты волновался?»
«Я? Конечно, нет, босс.»
«А я да. Ход был рискованным.»
«Ладно, признаю, окажись там в комнате еще парочка, дело обернулось бы интереснее.»
Я добрался до Шести Углов и нашел Сандора там, где его и оставил. Лойош уверился, что никого рядом нет, и я снова надел личину, не без некоторого сожаления, но зато с определенным облегчением.
Итак, плотину я вскрыл. Теперь посмотрим, чьи поля затопит.
13. Вино «Дескани» (продолжение)
Если следовать рекомендациям официанта, как я всегда и поступаю в «Валабаре», вино к салату должно быть также и вином, которое сопровождает дичь. Почему – не знаю, но предполагаю, что дело связано с переменами блюд.
Перемены в доброй трапезе всегда важны, является ли различие между последующим и предыдущим вкусом блюд тонко-незаметным, как у рыбы и кореньев сон-травы, где вкус определяется маслом и лимоном, или резким и красочным, как у салата и цыпленка.
В данном случае вино растянуло вкус и напомнило моему рту, что как бы ни менялись обстоятельства и как бы новый миг ни отличался от прерыдущего, они всегда остаются мгновениями в бесконечном потоке, потомками всего, что было прежде, предками всего, что будет потом; томная прохлада вина, сочетающего в себе полноту красного и элегантность белого, заставляя на миг отодвинуться от беспомощного цыпленка и провозглашая беспредельное обрамление бытия, или трапезы.
Да, если вы до сих пор не поняли, еда делает меня философом. И поэтом. Смиритесь с этим.