Дзюцу для трансгуманиста
Шрифт:
Чайки, в белом, скользят над морем –
Я же сетую на судьбу!
Нынче стал я большим и важным,
И металлом одел борта,
Паруса отпустил… однажды,
Но – не близится высота!
А сокол в небе парит над полем,
Ворон хохлится на дубу,
Чайки, в белом, скользят над морем –
Что ж я сетую на судьбу!
Может, что-то не так я делал,
Может, рано надел броню…
Если Лодка – почти взлетела,
Я – тем более! – догоню.
Ведь
Ворон хохлится на дубу,
Чайки, в белом, скользят над морем –
Хватит сетовать на судьбу!
Пусть летать не дано – как птицам,
И парение – не для всех…
Раз без крыльев пришлось родиться,
Так взлетай… вертикально вверх!!
Сокол в небе парит над полем,
Ворон хохлится триста лет –
И белеет стрелой над морем
Корабля вертикальный след,
Корабля… инверсивный след!
Обито Учиха медленно выползал из ловушки зацикленного времени.
Именно Обито. Больше не Тоби и не Мадара. Только осознав, кем является на самом деле, он смог сделать первые шаги к выходу из иллюзии, изменить некоторые мелкие детали. Но это было лишь началом длительной работы, которая заняла не меньше двух тысяч циклов. Требовалось полностью переписать собственную личность. Был в этом всём лишь один утешительный момент - человек, который однажды смог преодолеть Изанами, становится иммунен к повторным применениям этой техники. У него (по крайней мере временно) закрыты все гештальты, технике просто не за что зацепиться. Он надолго избавлен от стремления биться головой об стенку.
Древние Учихи были очень, очень умны, когда создавали это дзюцу. Оно было не просто формой наказания - потому что страдание одних ослабляет, других наоборот, стимулирует. Оно не превращало жертвы в “нормальных” - по правде говоря, никто не знает, что это такое - “психически нормальный человек”, тем более “нормальный шиноби”, и нелепо в квадрате - “нормальный Учиха”. Оно не делало никого добрее или совестливее - клану нужны были боеспособные солдаты, решительные и безжалостные. Да и доброта Учих порой страшнее любой жестокости. Разработчики Изанами об этом знали.
Поэтому техника просто избавляла пациента (точнее, вынуждала избавиться самостоятельно) от любых навязчивых идей.
Нет, Обито не передумал и не изменил своих планов в мгновение ока. Он по-прежнему был уверен, что Муген Цукуёми является наилучшим из возможных исходов для этого мира. Его позиция была достаточно обоснованной, чтобы выдержать даже глубокий сеанс вынужденного самоанализа.
Но теперь он, по крайней мере, готов был рассмотреть и другие варианты.
Он не удивился, обнаружив, что ослеплён и обездвижен. Он ожидал этого. Скорее неожиданностью оказалось то, что он вообще ещё жив.
– Добро пожшаловать в реальный мир, - нежно прошипел голос над ухом.
– Я давно ждал, когда ты очнёшшшься…
– Орочимару… всё ещё охотишься за новыми телами? Не надоело ещё?
– Как может надоесть процесс, который доставляет такое удовольссссствие…
–
– Это так, - неожиданно легко согласился змеиный саннин.
– Только есть один нюанссс… Ты Мокутон просто исссспользуешшшшь… а я его - изучал.
– И доизучался до того, что выжил один подопытный из сорока. Хочешь попробовать сыграть с такими шансами? Только Фуши Тенсей, знаешь ли, отнюдь не твоя лаборатория, где ты контролировал каждый вдох и выдох. Да и я немножечко старше тех детишек, пластичность организма уже не та… Так что можешь смело уменьшить вероятность успеха ещё на порядок…
– После с-слияния клетки моего нового тела будут новорожшшденными - так что с плассстичноссстью всё будет в порядке… А что касссается выживания…
Тоби ощутил, как по его коже скользит что-то холодное и мягкое… Одна из призывных змей? Или сам Орочимару?
Нет, касаний были десятки в разных местах… даже сотни… как бы змей не изогнулся, он не мог одновременно быть везде…
– Видишшшь ли, в чём дело… - продолжал литься ехидный шёпот ему в ухо.
– Мне не нужшшшшна лаборатория… я уже давно с-сам себе лаборатория… Нашшш обшшщий знакомый Томино… был бы щассслив узссснать, что я на с-самом деле такое… Большшше, чем просссто зсмея-оборотень, горазссссдо большшше… Его воплошшшщённые трансссгуманиссстичессские фантазиии… Организссм-колония, да-ссс… Тысссячи змей-паразитов… и каждая из них я… Целая пешшшщера с биомасссссой - я. Кажшшшшдое из поглощщенных тел - я. Кажшшшшдая проклятая печать - я. Пока жива хоть одна чассстица - я жив… колония может возродитьссся… И все эти змейсссы, пиявсссы непрерывно обмениваются генетическим материалом… Спариваютсссся… рождаютссся… погибают… сливаютссся… ветвятссся… разделяютссся… ищут сссамые благоприятные комбинации… создавая совершенсссство… наша прелессссть…
– Да уж… - присвистнул Обито.
– Признаю, такой изощрённой формы онанизма я ещё не встречал. Я конечно знал, что ты только себя любишь, Орочимару, но чтобы настолько… Такое даже Джирайя в своих книгах описать постесняется.
– С-скоро ты с-станешшшшь чассстью этого великого, вечного круговорота…
Обито ощутил, как в него впиваются тысячи крошечных зубок. Крошечные змейки-червячки буравчиками ввинчивались под кожу, в опустевшие глазницы, в уши, в каждый сосуд и каждое отверстие тела. Кожа горела от боли и отвращения - и он бы затруднился сказать, от чего больше.
Только Шаринган мог остановить этот процесс - но Шаринганов его предусмотрительно лишили. Руки же были закреплены так, что ни одной печати не сложишь. Отчаянные рывки, казалось, только больше возбуждали паразитов и те продолжали своё дело с удвоенной активностью.
– Что такое с-сотня подопытных?
– насмешливо шипел Орочимару.
– Еле-еле с-статиссстику набрать. Мои змейсссы проведут тысссячи с-слияний с твоими клетками… И кажшшшшдое дасссст уникальную генетическую комбинацию… Как тысячи детей от одной пары родителей… Хотя бы одна окажется жизнеспособной и совместимой с Мокутоном…