Эдельвейс

Лебедев Andrew

Из окна их комнаты были видны широкий плес и замок на противоположном берегу реки Изар. Но им некогда было любоваться видом, открывавшимся из окна. Клаус и Лизе-Лотта любовались друг другом. Они были заняты любовью.

– Я буду молить твоего Ангела-Хранителя, – сказала Лизе-Лотта. Водя пальчиком по гладкой груди Клауса.

– Тогда тебе надо молиться моему унтерофицеру Волленгуту, – рассмеялся Клаус, – он мой Ангел-Хранитель.

5.

А

Ангел-Хранитель Волленгут был очень рад, когда узнал, что фон Линде настоял на том, чтобы "бабушку Фрицци" включили в состав группы.

Правда, майор Крупински имел определенное сомнение относительно возраста Волленгута.

– Выдержит ли фельдфебель нагрузки? – спросил он Клауса, – вы уверены?

– Уверен, – щелкая каблуками и словно подсолнух за солнцем, поворачиваясь вслед за расхаживающим по кабинету майором.

– Впрочем, – развел руками майор Крупински, – вам с ним высаживаться, вам с ним и по горам топать. …

Игорь прибыл в отдел разведки штаба 38-го полка заполночь.

На Кавказе страшно в позднее время суток ходить.

Уж больно здесь ночки темные!

Особенно, когда луна не светит.

– Слыш, Петро, давай я те фонарь под глазом поставлю, шоб не тёмно было ходить! – шутил кто-то из морпехов, ошивавшихся подле штаба.

– Самому бы мне еще не хватало фонаря под глаз получить в такой тьме египетской! – подумал Игорь проходя мимо часового и берясь за дверную ручку.

В отделе разведки было шумно.

Тут вовсю праздновали.

– А-а-а! Старший лейтенент Тетов, нам о тебе звонили из штаба армии, иди сюда, присоединяйся! – махнул рукою капитан, перекрикивая гитару, и одновременно шипящий с нею патефон что стоял в углу, и добрый десяток пьяных глоток, рогочущих каждый о своем.

Праздновали чудесное спасение взвода разведки под командованием главстаршины Лазаренко.

Тетову налили в алюминиевую кружку.

– Не морщись, старлей! – хлопнул его по плечу здоровенный морпех, – это коньяк трофейный. Германский.

– Тут во написано, – перебил приятеля другой морпех, – фабрикунте у Романэшты рояле…

– Румынский это коньяк, а не германский, – поправил корешка морпех, что разжарев, скинул уже бушлат и сидел в одной тельняшечке.

Тетов спорить не стал, хоть и претило ему такое братство-панибратство, но в чужой монастырь со своими уставами лезть – дело самое неблагодарное.

Глухо стукнулись сдвигаемые алюминиевые кружки.

Коньяк был резким и противным – и Игорь еле-еле заставил его провалиться в желудок.

Да, спорить Игорь не стал, но когда вышел с капитаном покурить, сказал все-таки, – ну и нравы тут у вас! У вас субординацию то кто-нибудь вообще тут признаёт?

Капитан хмыкнул и затянувшись Игоревой папироской, сказал, – сразу видать, ты парень не из разведки и тем более не из моряков. У нас, когда мы за линию фронта ходим или в тыл противнику с катеров высаживаемся, все друг-дружке братки и братья, а иначе нельзя!

– Я не моряк, это

верно, – сказал Игорь, – но я альпинист и мастер спорта СССР по этому виду спорта, и в горы ходил много раз. У нас тоже в связке все как родственники. Но командир, но старший начальник у нас со всеми не пьянствует. А потом, что до разведки, ты капитан не прав, ходил я в разведку, лазал и на ледники и по стенкам в тыл к немцу лазал.

На крыльцо выкатился и виновник нынешнего торжества – старшина Лазаренко. И Жора – одессит вместе с ним.

– Айда, старлей с нами, к девчонкам! – весело подмигнув, позвал Жора-одессит.

– Не, я лучше посплю, завтра день тяжелый, – отказался Игорь.

– Нет, не прав ты, старлей, – сказал капитан, провожая Игоря до места определенного ему для ночлега, – этим разведчикам потому так много и позволяется сверх устава воинского, потому что другие, кому устав писан, те того не могут сделать, что эти могут. Знаешь, что они вчера вдесятером батарею немецкую голыми руками, да одними гранатами уничтожили? Вдесятером против полу-сотни отборных немцев! Так разве можно к таким ребятам необыкновенным с обыкновенными мерками лезть? Не прав ты, старлей, но скоро либо поймешь, что неправ, либо не сможешь как следует воевать, попомни меня!

Спать его определили в сарае, где стоял штабной мотоцикл "цундап" и жевали сено четыре верховые лошади, принадлежавшие взводу разведки.

Игорь залез наверх на сеновал.

Отсюда было видно чистое-пречистое небо. Звездное-презвездное.

Он лежал, закинув руки за голову.

Лежал и думал о Рае.

Где она?

С кем она?

Война ведь штука такая – сегодня так, а завтра – этак! ….

На утро Игоря разбудил треск заводимого мотоцикла.

Мотор схватывал и сразу глох.

– Не идет он на нашем бензине, товарищ капитан, не жрет он нашего бензина, – оправдывался морпех, который то и дело всем весом своим вскакивал на педаль кик-стартера.

– Не бензина он нашего не жрет, а ты морда похмельная заводить не умеешь! – оттолкнул морпеха давешный капитан, – тоже мне, а еще старшина мотористов!

Капитан сам принялся колдовать с подсосом и с клапаном декомпрессора.

Игорь спустился по лестнице вниз, потрогал щетину на лице и осведомился где у морпехов туалет.

– Гальюн у нас за углом, – хмыкнул морпех, тот что не мог мотоцикла завести, и еще добавил все тем же так не нравившемся Игорю тоном всеобщего неуставного равенства, – сходи потом старлей на камбуз, там Клава наша сегодня за кока – яичню натуральную жарит, Жорка – одессит яиц надыбал в поселке целую корзину.

Есть Игорю не хотелось.

Отказавшись от яичницы, он ограничился чаем с сахаром и куском белого пшеничного хлеба.

Клава – грудастая баба-морячка лет сорока, ласково оглядела Игоря и с чисто южным говорком, с характерно-мягким "г", заботливо предложила, – скушали бы помидорчика, товарища лейтенант, голодными будете, как же голодным немца воевать!