Эдельвейсы — не только цветы
Шрифт:
— Нычево, сто раз путал — научимся, Петыка!
— Опять — Петыка… Дразнишься, что ли?
Вано блеснул глазами:
— Ты мне зубы не заговаривай! Какой мой дело, как тебя мама назвал! Чай хочешь — неси ягоды!
Зубов не ответил, молча побрел через речку, ступая с камня на камень.
— Мешок-то оставь! Целы будут твои шмутки!
Солдат будто не расслышал.
Подвесив на перекладину котелок, Вано достал из кармана «катюшу» и высек огонь. Мелкие сучья вспыхнули, костер разгорелся, и пламя стало лизать черную,
Неожиданно из чащи донесся лай собаки. Лейтенант прислушался. «На тропе», — подумал он. И увидел бегущего Донцова.
— Слышали? — остановился Степан.
— Беженцы, наверное.
— Эсэсовцы тоже с собаками ходят.
— Не пойдут они, на ночь глядя. Впрочем, идите навстречу и если что…
— Понятно, товарищ лейтенант.
Донцов не успел уйти, как появился Пруидзе, доложил, что на тропе совсем близко люди. Лейтенант поднялся, кривясь от боли.
— Много?
— Двое.
— Беженцы. Кто же еще.
Вскоре из-за кустов показался низкорослый парень, за ним мальчик-подросток и собака. Выйдя на поляну, они остановились. Донцов шагнул навстречу и вдруг воскликнул полным радости голосом:
— Сергей Иванович! Вано! Да вы гляньте!..
Опираясь на палку, Головеня заковылял к беженцам. На полпути остановился:
— Наташа!..
Девушка кинулась к нему, протягивая руки.
Как не похожа была она на ту, прежнюю, что увидел впервые на хуторе! Вместо платья — лыжные штаны, на плечах — куртка.
— Хутор немцы спалили, — будто жалуясь, проговорила девушка.
— И Лысуху зарезали, — вставил мальчик.
— Дома новые построим, людей жалко, — отозвался Донцов. И к мальчику: — Тебя как звать, герой?
— Егор… А фамилия — Брус.
— Ну вот, Егорка, зараз чайку попьем… Да ты садись, что стоишь, как кулик на болоте. Чаек с ягодами — это, брат, ого!.. А ягод здесь — пруд пруди. Батько на войне?
— Батьку убили.
— Да-а-а, — протянул солдат. — Война… Но ты не горюй, Егорка. Мы еще вернемся. Они нам за все заплатят!
— А у вас винтовка есть?
Степан смущенно хмыкнул: не объяснять же, где осталась винтовка.
— У меня, брат, гранаты, — и как бы оправдываясь, показал на торчавшие из карманов рукоятки. — Был бы солдат, а винтовка найдется.
— Чай кипит, а где же Петыка? — забеспокоился Вано.
— Покричи его, может, заплутался в чаще, — посоветовал Донцов.
Пруидзе отошел к речке и несколько раз позвал Зубова. Тот не откликнулся.
— Ничего, придет. Не маленький, — вернул его лейтенант.
Наталка сидела у костра и улыбалась. Да и как было не улыбаться! Людей, о которых так много думала и, казалось, потеряла навсегда, встретила снова.
«Вот как бывает, — дивился Головеня. — Все эти дни вспоминал, тревожился о ней; шутка ли, остаться в оккупации! Думал,
— Ой, да вы, наверное, голодные, — спохватилась Наталка. — Ну, конечно, Егорка, давай узел!
Она вынула из узла большую белую паляницу, порезала четвертинку сала:
— Вечеряйте, товарищи.
Все действительно были голодны, но не спешили приниматься за еду.
— Что же вы? — удивилась Наталка.
— Солдат один где-то застрял, пополнение наше, — объяснил Донцов. — Не подождать ли?
— Вечеряйте, ему оставим, — рассудила девушка и, положив на ломоть хлеба кусочек сала, отодвинула в сторону. — Придет и поест.
За речкой треснули сучья, показалась фигура Зубова. Он подошел к костру и, увидев новые лица, потянулся дальше от света.
— Ходишь-бродишь, — проворчал Вано.
— Будь они прокляты, твои ягоды! — послышалось в ответ. — Чуть было шакалам на ужин не угодил. Километров пять отмахал, пока на огонек не выбрался.
Наталка вздрогнула, услышав знакомый голос. Неужели тот, что в Выселках?.. Голос вроде его. И тут, словно подтверждая ее догадку, Серко зарычал в темноту, где сидел солдат. Егорка схватил пса за ошейник:
— Что ты, дурак, это же свой.
Наталка подвинулась ближе к костру, притихла.
Над горами сгущалась ночь.
Все улеглись, и лишь Донцов, приняв дежурство, мерно прохаживался в сторонке. Лейтенанту не спалось. «Прошли километров двадцать, — думал он. — До Сухуми — двести. Продуктов почти нет… Что будет завтра, через неделю?.. Дальше, в горах, безлюдье, ледники, холод… Может, остановиться?.. Должны же здесь быть войска или партизаны. В крайнем случае, создать свой отряд… Вот только рана… Но что рана? Война без ран не бывает».
Он уже пробовал ступать на раненую ногу, больно, но вроде терпеть можно. День-дна, пусть даже неделя — полегчает. Сегодня, перевязывая рану, лейтенант убедился — пуля не задела кости. Повезло. Если бы тогда сразу наложить жгут, наверное, уже ходил бы…
Серко насторожил уши.
— Сергей Иванович, на тропе люди, — зашептал Донцов, нагибаясь.
Лейтенант приподнялся.
— Навстречу… И если что — сигнал!
Встал и Пруидзе. Наталка, оказалось, тоже не спала. Шурша палаткой, заворочался Зубов. Один Егорка, умаявшись за день, по-детски разбросав руки, сладко посапывал на траве.
Зубов изредка поглядывал на девушку. Не сказать, что он боялся встречи с нею. В чем она может обвинить? Да и станет ли обвинять, не постесняется ли? Чепуха все это!.. Важнее другое: часа два назад отсюда, с гор, радировал Хардеру. С радиограммой, наверное, уже ознакомился и Фохт. Пусть знают: путь свободен… Рацию пришлось оставить за речкой. Так безопаснее: уснешь, а этот чертов грузин ревизию в мешке наведет.
Донцов доложил: приближается группа солдат.
— Наши, — заявил он. — По разговору ясно.