Эдем в подарок
Шрифт:
— Послушай-ка, Вирка, что-то я не понял, ты, что, теперь собираешься претворять в жизнь все мои фантазии? Знаешь, я к таким испытаниям не готов.
Я живо себе представил, как лечу я на космическом корабле в безвоздушном пространстве, читаю себе сказочку про драконов и вдруг обнаруживаю у себя под задницей блестящую чешую, а вокруг меня носятся метеориты и кометы и дышать мне нечем, и холодно, и вот я уже труп.
— А ты, всё-таки, тупица, — чувством собственного превосходства произнёс вирус. Всему тебя надо учить. Тоже мне
Мне уже надоели до чёртиков его придирки! Чем-то он напомнил мне Надюху, та тоже не упускала не единого случая, чтобы понизить мою самооценку до критического минимума. От одной я благополучно избавился, только-только поверил в себя, а тут этот свалился на мою голову! Но теперь мой комплекс неполноценности принимает воистину космические масштабы. С этим надо что-то делать! Видимо, уловив перемены в моём настроении, Вирка решил сбавить обороты и добродушно предложил:
— Ты, главное, слушайся меня и делай, как я тебе скажу и тогда ничего сложного в этом деле для тебя не будет. Я тебя подстрахую, но ты должен помнить, что главный здесь — ты.
Какая приятная новость! Значит, главный, всё-таки, я! Настроение немного поправилось. А вот Вирка, по-моему, расстроился. Глядя на печального попугая, я понял, о чём он думает. Сейчас бы ему хотелось вернуть Валентину обратно, но мой горячий протест не позволял ему преобразоваться в этого мастодонта. Вот так-то! Знай наших!
— Говори, что мне надо сделать, чтобы здесь не появлялись все мои фантазии — это было бы очень страшно!
Птица одарила меня презрительным взглядом и тихо произнесла:
— Да просто поставь запрет и все дела!
Умник, слов нет, умник. А как этот запрет поставить он не считает нужным мне объяснить. Поняв, в чём его просчёт, Вирка поспешил исправить свою оплошность:
— А ты представь себе какой-нибудь запрещающий знак, хорошо представь. И после этого все твои фантазии будут заблокированы. А, когда что-то захочешь что-то материализовать, то просто снимешь запрет — представишь себе разрешающий знак.
Я задумался. Воображение услужливо нарисовало мне «кирпич». Хорошо, пусть будет так. Вирка нахохлился и грустно спросил:
— А ты будешь мне позволять иногда выбираться на свободу? Я бы сейчас немного полетал бы. Отпусти, а? Ты ведь ничем не рискуешь, я ведь с тобой остаюсь, в тебе. Я не могу потеряться.
Можно было бы припомнить ему все издевательства, но я по своей природе человек добрый, поэтому широко распахнул форточку и сказал:
— Ладно, лети. Мне надо по делам смотаться. На работу надо как-то устраиваться раз уж ты меня кормить отказываешься…
И тут меня посетила идея. Они не часто залетают в мою голову и, как правило, ничего стоящего собой не представляют. Но в этот раз, кажется, появилось что-то стоящее. Вот только бы Вирка меня не подвёл! Эта птица умеет преподносить сюрпризы — этого у неё не отнять. А вдруг сейчас начнёт
— Слышь, вирус, ты ведь можешь быть кем и чем угодно, да?
Вирка, который уже собрался вылететь в открытую форточку, повернулся в мою сторону и гордо заявил:
— Конечно! А чего ты хочешь на этот раз?
Я достал из заначки тысячерублёвую купюру и сунул попугаю под клюв. Но Вирка так и не понял, чего я от него добиваюсь. Тогда я закрыл глаза и во всех подробностях стал представлять себе вожделенную бумажку. Периодически я открывал глаза и внимательно, с пристрастием рассматривал тысячерублёвку, чтобы на этот раз не было никаких проколов, даже пошуршал ею и понюхал для пущей убедительности.
— Вот, — заявил я серьёзно, — мне нужно точно такую! Но, чтобы тютелька в тютельку, без самодеятельности!
Вирка выругался зло, потом что-то просвистел, подозреваю, что это были какие-то птичьи маты. Одарил меня злым взглядом чёрных бусинок, я даже не подозревал, что птицы могут так смотреть. Потом он исполнил какой-то замысловатый танец. Наконец, он успокоился и выдал:
— Нет, вы, люди, неисправимы! Ну, вот зачем тебе нужны эти бумажки? Какая от них польза? Объясни мне, почему вы так сходите по ним с ума?
Умник! Крыша над головой у него есть — мой собственный организм, с едой у него тоже проблем нет и не понимает, остолоп, что человеку, как минимум надо за квартиру платить, продукты покупать… Да много чего в этой жизни надо человеку, до фига! Я ведь не ушлый вирус, мне так легко на постой не определиться, а ночевать в подвале и питаться с помойки — радость небольшая.
— Ты, давай, не разглагольствуй мне тут, а делай то, что я тебе сказал! — Приказал я командирским тоном, вовремя вспомнив, кто из нас здесь главный.
— Люди гибнут за металл, — голосом пьяной шлюхи проорала птица.
— Не боись, не погибну, — успокоил его я, — давай, сотвори мне денежку, мне пора уже по счетам платить, да и холодильнике пусто. Делай, что я тебе говорю и можешь лететь на все четыре стороны!
Но ничего не произошло. Я раздражённо уставился на попугая, ожидая объяснений, но он не спешил. Тягостное молчание повисло в комнате тяжёлой грозовой тучей.
— Ну?!
— Баранки гну, — парировала наглая птица.
— Где деньги, я тебя спрашиваю?
— Слушай, Лёлик, ты мне не жена, — принялся куражиться Жорик, — я тебе не обязан зарплату приносить.
Ну, всё, моё терпение кончилось! Почему я должен терпеть это издевательство? Мне обежали золотые горы, а я постоянно должен спорить с наглой птицей. То, что золотых гор ждать мне не стоит, я уже понял, но несколько купюр я из него вытрясу! Почувствовав, что моё терпение минут пять назад, как кончилось, Вирка решил уступить:
— Слышь, ты запрет не снял. Как я тебе эти бумажки сотворю, а? Говорю же, думать надо!