Эдем xxi

Манаков Кирилл Янович

– Присаживайся, – Тихорецкий сделал приглашающий жест рукой и подождал, пока его собеседник усядется за стол напротив.

Это был один из лучших аналитиков ФСБ майор Штильман. Человек, которому генерал мог полностью доверять. Выпускник Физтеха, известный иностранным разведкам под псевдонимом "Лоб", за голову которого несколько террористических группировок назначили серьезное вознаграждение, Иосиф Штильман имел ярко выраженную семитскую внешность, невысокий рост и взрывной темперамент, ставший причиной увольнения в застойные годы из академического института. И было бы судьбой предназначено молодому кандидату физико-математических наук, ведущему специалисту в области волновой механики, отправляться на землю обетованную, а то и в Гарвард или Стэнфорд, но случай свел его с майором КГБ Тихорецким. И Штильман пропал.

Многофакторные задачи разведывательно-контрразведывательных операций затмили собой холодные построения волновой механики, а напряжение боевых операций в условиях постоянного цейтнота обеспечивало полноценный заряд адреналина, необходимый его горячей натуре. Тихорецкому пришлось выдержать настоящий бой с руководством родной организации, наотрез отказавшимся допускать в святая святых маленького энергичного еврея. Тем не менее, поле боя осталось за Тихорецким, Штильмана зачислили в штат, и время показало, что это был правильный выбор. В девяностые годы ребята из Моссада несколько раз искали к нему подходы, но эти попытки заканчивались тем, что моссадовские зубры сами оказывались пешками в хитроумных штильмановских многоходовках.

В конце девяностых в результате разработанной им операции по всему миру были ликвидированы десятки лидеров опаснейших террористических группировок, после чего голову Штильмана оценили в несколько миллионов долларов. Тихорецкому пришлось озаботиться организацией прикрытия аналитика. Но Штильман не унывал и мимоходом вычислил нескольких желающих заполучить эти миллионы, а попутно зацепил глубоко законспирированного "крота", внедренного в центральный аппарат ФСБ.

Так они и работали: Штильман – мозговой центр, а Тихорецкий – тактик, организатор и исполнитель, пока три года назад не столкнулись с противником, возможности которого на порядок превосходили их собственные. И случилось то, чего ни один из них не мог раньше даже представить – боевому офицеру Тихорецкому – смириться с полной и безоговорочной капитуляцией и фактическим переходом на сторону противника, а пытливому Штильману – осознать, что бывают знания, от которых он предпочел бы отказаться.

Генерал достал сигарету и закурил, Штильман, не переносящий табачного дыма, не подал вида.

– Ну что, теоретик, – "теоретиком" Тихорецкий прозвал Штильмана еще при первой встрече, – какие новости?

Штильман пожал плечами:

– По операции "Терминал" полный ноль. Все данные закрыты на внешнем уровне. Мы знаем только факт существования операции, локализация и состав участников не определяются в принципе. Нам непонятен даже ее смысл. Известны только результаты и последствия. Ничего нового по сравнению с тем, что было неделю назад.

– Понятно. Это все?

– Все, – коротко ответил аналитик.

Генерал нахмурился, затянулся и выпустил струю дыма.

– Перспективы?

– Если удастся получить исходные данные… Реально – нулевые.

– Понятно.

Генерал резко встал, подошел к письменному столу, последний раз затянулся и, не глядя, затушил окурок о стоящее на столе блюдце.

– Извини, Иосиф.

Штильман неопределенно махнул рукой.

– И все-таки, – Тихорецкий вернулся на место, сел и всем телом наклонился к аналитику, – какие у нас варианты?

Штильман задумался.

– Я понимаю, что ничего нового из встречи с "Ангелами" не проявилось?

Генерал отрицательно покачал головой.

– Ну, это было ожидаемо, – сказал аналитик, – в этом случае наша реакция ограничена. Работаем официально в обычном режиме. Продолжаем масштабный сбор данных. Остается только дождаться финальной стадии "Терминала". Если, конечно, мы вообще сможем зафиксировать проведение операции… Словом реально – только ждать и наблюдать, вариантов воздействия на ситуацию не вижу.

Генерал молча выслушал и опустил голову.

– Ну что же… Похоже, что выбора у нас, и правда, нет.

Он снова закурил, глубоко затянулся, выпустил струю дыма, поднялся и подошел к окну.

– Что с погодой?

– Снег, туман, – коротко ответил Штильман.

Генерал минуту помолчал и распорядился:

– Продолжать наблюдение в течение двух дней. Ни в коем случае не препятствовать проведению "Терминала". Тактическое руководство группой наблюдателей за Рахимовым. Все. Вопросы, предложения.

Штильман удовлетворенно кивнул. План был понятен и логичен. За

одним исключением – капитан Сабир Рахимов – лучший боец в группе Тихорецкого, непревзойденный мастер боя, являлся, на первый взгляд, не совсем подходил на роль командира группы наблюдателей, в задачу которых не входит силовой контакт. Сабир – это оружие, причем, как для себя определил Штильман, – оружие последнего шанса. По зачетным боевым показателям Сабир не был лучшим, даже у Тихорецкого есть бойцы, способные составить ему конкуренцию на татам или в тире. Сабир быстр, силен и точен, но в условиях тренировки эти его качества находятся на уровне хорошо подготовленного спортсмена и не более того. Но все кардинально меняется в условиях боя. Невысокий, сухой и резкий как плеть, похожий на Ходжу Насреддина из старого черно-белого фильма, Сабир превращается в идеального бойца. Когда во время известной операции в Адлере десяток боевиков прорвался за образованный "Альфой" периметр и захватил детский сад, из Москвы срочно вызвали в полном составе группу Тихорецкого. Еще в самолете, просчитав психопрофили бандитов, Штильман понял, что не позже, чем через два часа, они начнут убивать малышей. А еще он понял, что никакие расчеты не убедят руководителей операции начать штурм. Тихорецкий не сомневался в правильности прогноза, но не мог так быстро повлиять на ситуацию. Тогда генерал подозвал к себе Сабира и Штильмана… Через час, после уговоров доставленных к детскому садику родственников бандитов и местного муфтия, те согласились принять воду и продукты для детей и позволить пройти доктору. Для недоучившегося студента Душанбинского мединститута Рахимова представился шанс. За полсотни шагов от здания садика под прицелом автоматов его заставили раздеться догола и лечь на землю лицом вниз. Вышедший из здания огромный боевик натянул ему на голову холщевый мешок, заломил руку за спину, и буквально втащил согнувшегося в три погибели Сабира в подъезд. А еще через пятнадцать минут вошедшие в садик бойцы "Альфы" обнаружили девять трупов боевиков и Сабира, прикрытого хламидой из сорванной шторы, пытающегося успокоить орущую малышню. Выстрелить не успел никто…

Несмотря на явное несоответствие личности Сабира Рахимова задаче по наблюдению и сбору информации, Штильман воспринял предложение генерала с явным одобрением.

Генерал коротко попрощался и быстро вышел из комнаты. В дверях он остановился, обернулся и обменялся с аналитиком короткими выразительными взглядами.

V

Виктор Александрович сделал неуловимое движение рукой и перед столиком возник слуга, изящно-отточенным движением наполнивший до половины его бокал рубиново – красным вином. Магистр посмотрел игру цвета, подождал, пока вино, пришедшее из закрытой на пятнадцать лет бутылки, не насытится воздухом, не оживет, сделал маленький глоток, затем второй, прислушался к ощущениям, еще раз оценил благородный цвет напитка, поставил бокал на стол и удовлетворенно кивнул.

– Прекрасно, Дональд. Вы правы, ваши погреба непревзойденны. Но с другой стороны, при всем уважении, Шато Марго Муттон Ротшильд – это в какой-то степени массовая продукция, индустрия. А вы заставляете несчастных промышленников соревноваться с вашими волшебниками лозы. Это неспортивно, Дональд.

Его собеседник, Магистр Средиземноморского Магистрата, высокий мужчина с длинными черными волосами, точеными чертами лица и прозрачными светлыми глазами, вежливо улыбнулся.

– Позвольте с вами не согласиться, Виктор. Виноделие – это не спорт. Это все-таки искусство. И вы несправедливы к Муттон Родшильд – оно великолепно. Конечно, все зависит от урожая. Но в лучшие годы оттенок и послевкусие бывают прекрасны.

– Не буду спорить, – согласился Виктор Александрович, – по сравнению с вами, в искусстве лозы – я жалкий новичок.

Дональд иронично поклонился:

– Поневоле, дорогой Виктор, поневоле. Раз уж я оказался на юге Европы, то был просто обязан глубоко погрузиться в культуру. А культура потребления алкоголя – это составная культуры общей. Вы так не считаете?

– Признаться, я об этом не задумывался.

– Но это же забавно, – продолжил Дональд, – представьте себе климатическую зону европейского юга, представьте набор продуктов, которыми располагают жители региона, а затем представьте вкус напитка, максимально подходящего для сопровождения этих продуктов.