Эдем. Трилогия
Шрифт:
Глупо было даже думать об этом. Ее мучила мысль, которую она настойчиво гнала от себя уже давно. Керрик во всем был непохож на прочих охотников — это она понимала. Но слишком долго не позволяла себе признаться в этом. Настала пора обратиться лицом к истине. Иногда он напоминал ей старика — имени его она не знала, — который жил в их саммаде, когда она была еще маленькой. Он говорил сам с собой. Не замечая окружающих, он отвечал голосам, которых никто не слышал. Его кормили и внимательно вслушивались в бессвязные речи, но однажды он ушел в лес и не вернулся. Керрик не слышал голосов духов,
Страх продержал ее на носу иккергака весь день, не давая отвернуться от пустынного моря. Калалекв приносил ей поесть, но она отталкивала его руку. Лодки не было видно, на море было пустынно. Быть может, парамутаны ошиблись и он вышел в открытое море на запад, чтобы навсегда скрыться от нее в бескрайних просторах? Нет, нет, нет, этого не может быть. Но страх не отпускал ее, тем сильнее сжимая сердце, чем темнее становился небосвод.
— Вон он! — крикнул Ниумак, вскарабкавшись на мачту, одной рукой он показывал в море.
Там, вдалеке, на волнах подпрыгивала темная крошечная точка, время от времени исчезая между валами. Калалекв развернул кормило.
— Ай, тану, ай, умница! — закричал он. — Взял мористее, а мы ищем его у берега.
Когда борт иккергака почти навис над крошечной лодкой, парамутаны со смехом и похвалами принялись окликать Керрика. Он, конечно, слышал, но даже не повернулся, глядя вперед остановившимся мрачным взором. Некоторое время они плыли рядом, но Керрик словно не замечал иккергак. И только когда они перегородили ему дорогу и парус беспомощно захлопал, он поднял угрюмый взгляд от воды. Бросив рулевое весло, он сгорбился, подперев подбородок руками. И по-прежнему не слышал криков. Кто-то перебросил ему линь, но Керрик не заметил и его. Подойдя ближе, парамутаны перехватили парус на лодке. Когда она стукнулась бортом об иккергак, Армун немедленно воспользовалась представившейся возможностью и, перевалившись через борт, плюхнулась в лодку.
— Керрик, — мягко окликнула она. — Это я, твоя Армун. Я здесь.
Он повернулся к ней, и она увидела слезы в его глазах.
— Все умрут, — проговорил он, — все умрут. А я ведь мог предотвратить это. А теперь все погибнут по моей вине.
— Нет! — крикнула она, обнимая его. — В чем ты винишь себя? Ведь не ты сотворил этот мир. И не ты породил мургу. В чем же ты виноват?
Он сходит с ума, теперь она была уверена. Это был не тот Керрик, который без страха сражался с мургу и отправился разыскивать ее на холодный север. С ним творилось что-то ужасное, и она не знала, как помочь ему. Таким он был в лагере возле озера. Но тогда он был не настолько плох и заметно оправился, когда они пустились в дорогу. Но болезнь души возвратилась в новом, более грозном обличье.
Всю ночь, пока они возвращались на север, измотанный Керрик проспал, плотно привалившись к жене.
Утром он казался спокойным, выпил воды, пожевал мяса. Но на вопросы не отвечал, и парамутаны помрачнели, потому что он портил им все веселье. Но печаль это ненадолго лишила их удовольствия, и, завидев на рассвете паукаруты, они разразились радостными криками. Армун было невесело. Она глядела на застывшее угрюмое
— Да, я плыл на этот остров. Это все, что я могу сделать. Теперь их жизнь зависит лишь от меня.
— Но что ты можешь сделать в одиночку, даже если отыщешь их?
— Не знаю! — с болью в голосе крикнул он. — Не знаю! Ясно только одно — я должен хотя бы попробовать.
Армун нечего было ответить, осталось только тесно прижаться к нему, чтобы тело поведало то, чего не могли сказать губы…
Снегопад начался в тот же день. Сначала на землю падали редкие снежинки, а затем снег повалил сплошной пеленой, и скоро за каждым паукарутом намело длинный сугроб. Все поняли — пришла пора зимних метелей.
Еды было вдоволь, а парамутаны привыкли спать все долгие зимние ночи. Короткие дни, если не было сильной пурги, они посвящали охоте и рыбной ловле, однако не очень удаляясь от стойбища. Керрик не выходил со всеми, он замкнулся в себе и не оставлял паукарута. Армун начала уже опасаться за его рассудок: как она ни старалась, темные думы по-прежнему одолевали его.
В конце концов одержимость все равно победила.
— Я уже не могу видеть тебя таким, — простонала Армун.
— Выхода нет. Ничего другого я не придумал. Нужно разыскать остров. И остановить Вейнте'. До тех пор, пока это не свершится, мне не будет покоя.
— Я тебе верю. И последую за тобой.
Не говоря ни слова, он согласно кивнул, словно бы тоска ее, прорвавшаяся в словах, что-то подсказала ему.
— Хорошо. Я и так уже наполовину в тех краях. Вдвоем мы не справимся, нужен третий. Парамутан, знающий морские дороги. Этого хватит. Втроем мы их одолеем, я уже продумал, как мы это сделаем, до мельчайших подробностей.
— Как же?
Он подозрительно огляделся, словно опасаясь, что их подслушивают.
— Пока я тебе не расскажу. Пусть все хорошенько уляжется в голове, чтобы не допустить ошибки. А теперь попроси Калалеква пойти с нами. Он храбр и силен; лучше, чем он, спутника нам не найти.
— В прошлый раз он тебе отказал.
— Это было в прошлый раз. Попроси его снова.
Укрывшись под шкурами, Калалекв рассеянно жевал безнадежно засохший кусок рыбьего мяса, но, завидев возле себя Армун, сел.
— Впереди много дней метели и еще больше зимних дней.
Откинув шкуры, он потянулся к Армун, и она оттолкнула его руку.
— Почему бы не оставить зиму и не уплыть на юг, поближе к лету?
— Так не бывает. Парамутаны живут на севере, жаркие дни и ночи губят их.
— Что, если мы поплывем не так далеко, не в те земли, где властвует бесконечное лето? Сплаваем на остров Керрика и вернемся. Помоги мне.
— Остров? Он все еще думает о нем?
— Помоги мне, Калалекв, мне и ему. С головой его творятся странные вещи, и я боюсь за него.
— Верно! — взволнованно выкрикнул Калалекв и прикрыл рот ладонью, когда Ангаджоркакв и Кукуджук дружно повернули головы в его сторону. Он молчал, пока они не отвернулись, а затем шепотом продолжил: — Я заподозрил это, — ведь он говорит так странно, — но не думал, что окажусь прав. Какая ты счастливая!