Эдем

Макгвайр Джейми

— Не могли бы вы оба перестать говорить обо мне так, будто меня здесь нет, — недовольным тоном сказала я.

— Прости, любимая, — нежно произнес Джаред. — Мы торопимся, но должны быть предельно точны. Это наш последний шанс.

— Почему это? — спросила я.

— Ким нужно вернуть книгу в Иерусалим. По моей вине она ждет так долго.

Уже не раз я думала о неизбежной поездке в Иерусалим. Шах и его приспешники едва ли допустят, чтобы мы запросто вернули книгу туда, куда Шаху нет доступа. Храм Гроба Господня воздвигнут над

могилой Иисуса; созданиям ада туда вход закрыт. Даже бесконечное терпение небес истощится, если возникнет угроза осквернения этого храма. Война может начаться в момент приземления самолета, либо слуги Шаха помешают нам взойти на борт. Никто не знает, как будут разворачиваться события. И это хуже всего.

Отец Фрэнсис поднял от книги рассеянный взгляд; он углублялся все дальше в собственные мысли.

— Есть один еврейский апокрифический текст, который называется Четвертая книга Ездры. Архангел Уриэль описывает многое, что случится в последние дни.

Джаред нахмурился:

— Я знаю, что вы сейчас скажете, и знаком с Уриэлем. Гавриил — самый яростный противник гибридов, Уриэль — следующий.

— Тем не менее в его пророчестве есть кое-что заслуживающее внимания. Он говорит…

— Отец, — оборвал священника Джаред.

Мое любопытство и чувство самосохранения пересилили все остальное.

— Скажите мне, отец. Я хочу знать.

Джаред вздохнул, и священник продолжил:

— Он особо упоминает беременных женщин в Четвертой книге Ездры, говоря: «Беременные жены будут производить на свет чудовищ».

Джаред негодующе округлил глаза:

— Уриэль считает меня чудовищем?

Я нерешительно спросила:

— Каких… каких именно чудовищ?

Священник посмотрел на Джареда, потом на меня:

— Он много пророчествует в духе Откровений Иоанна Богослова и говорит об этом как о «начале великих скорбей». Иисус подтверждает это: «Горе тем, кто носит ребенка или вскармливает грудью в эти дни».

— Это ничего не значит, — протестовал Джаред.

— Лучше послушай, — сказала я. — Может быть, ты не в состоянии разобраться в этом, потому что не хочешь слышать правду. Может быть, здесь мы не властны.

— В этих пророчествах утверждается, что гибриды будут рождаться во множестве. Если бы что-нибудь подобное происходило, мы бы уже знали об этом. Кроме того, Горошинка не гибрид.

Отец Фрэнсис сдвинул на лоб очки; он был заинтригован.

— Тебе это известно точно?

— Да. Ребенок, вызывающий такую бурную реакцию со стороны ада, способный нарушить Равновесие, должен быть больше чем просто гибридом.

— Ваш ребенок не человек?

Я обхватила руками живот, защищая Горошинку:

— Вы говорите так, будто это не ребенок, а какая-то гадость.

— Да или нет? — повторил вопрос отец Фрэнсис.

— Нет. Это ребенок. Наш ребенок.

Джаред встал и взял меня за руку; я поднялась следом за ним.

— Простите меня, — сказал священник и тоже встал. —

Я не хотел вас обидеть. Мы живем в странное время — опасное время. Я поддался панике. Просто не понимаю, как такое может быть.

— Нина происходит из рода нефилимов, — твердым голосом произнес Джаред.

Священник пришел в замешательство:

— Но ведь это и к вам относится. Нефилимы — дети ангелов, рожденные земными женщинами.

Джаред покачал головой:

— Я сын арха. А от нефилимов родятся такие, как Голиаф. Нефилимы ни с кем не смешиваются. Эти ангелы скитаются по земле. Они ведь… восстали.

Глаза священника округлились, мои тоже. Я схватила Джареда за рубашку:

— О чем ты говоришь? Что я — потомок демонов?

— Этого я не говорил. Нина, мы рассуждаем о том, что происходило тысячи лет назад. Тогда многое было иначе.

— Восставшие ангелы были изгнаны, Джаред.

Джаред взял мои ладони в свои:

— Моя мать — потомок кельтов. Они были дикарями, Нина, пили кровь мертвецов. И что теперь? Я ведь не такой.

— Но почему ты мне раньше не сказал?

Я закрыла лицо руками, стыдясь смотреть в глаза Джареду. Он наполовину ангел, а я ношу в себе гены ада. Неудивительно, что наш ребенок — такое исключительное создание.

— Ты давно это знал? — спросила я, и мои глаза наполнились слезами.

— Нет.

Щеки у меня вспыхнули, как будто их обдало огнем. Я колебалась, задавать ли вопрос, который возник в голове. Все равно задам. Я всегда так поступала. И неважно, насколько ужасный можно получить ответ.

— Ты теперь относишься ко мне по-другому?

Джаред мягко взял меня за подбородок и посмотрел прямо в глаза.

— Конечно нет, Нина. Как ты могла такое подумать?

— Теперь я сама не знаю, как к себе относиться.

Джаред обнял и поцеловал меня. Это была последняя тайна моего отца, последнее, от чего Джаред старался меня оградить. Но теперь, когда тайна раскрыта, вся картина приобрела ясные очертания. До сих пор мне не удавалось составить ее целиком из отдельных кусочков.

И все же я ощущала… Не могу подобрать других слов, я чувствовала себя грязной, нечистой. Кроме всего прочего, мы ни на шаг не приблизились к ответу. С чем приехали сюда, с тем и остались.

— Уриэль именно это имел в виду, когда говорил о чудовищах. Каким будет ребенок?

— Наш ребенок, — с улыбкой произнес Джаред. — Горошинка будет нашим ребенком, ничего больше. Знаешь, что тебе нужно?

— О чем ты? — не поняла я и промокнула платком нежную кожу у себя под глазами.

— Надо, чтобы кто-то поделился с тобой опытом. — Джаред потянул меня за руку. — Давай пригласим на ужин Лиллиан.

— Но мы ведь еще не закончили, — сказал отец Фрэнсис.

— В этих книгах ответов мы не найдем, — хмуро заметил Джаред. — Даже не знаю, что делать дальше.

— Ответ всегда в этой книге, — заявил отец Фрэнсис, потрясая Библией.