Эдем

Эллис Джулия

Барт ждал вечернего ритуала: Эндрю откатывает его в спальню, переносит из кресла в кровать, как маленького ребёнка. Приготавливает к долгой ночи, когда хозяин ложится и до рассвета читает кипу газет, проклиная при этом политиков, не позволивших ему пробиться в законодательную власть. Чёрт возьми, если б Сара не была так скупа на деньги, если б хотела рискнуть, он, может быть, был бы сейчас сенатором штата!

Эндрю — маленький, жилистый, но настолько крепкий, что мог держать хозяина на руках как будто на козлах для пилки дров, ежедневно по четырнадцать часов проводил на полях.

Он переодел хозяина в пижаму и обтёр мягкой губкой так, как нравилось Барту.

— Вы хотите бутылку бурбона сюда, Вам в кровать, маста Барт? — задал Эндрю вопрос, который задавал каждую ночь, зная ответ.

— Поставь так, чтоб я смог дотянуться, Эндрю. Ночью я могу почувствовать некоторые неудобства и хочу, чтобы ты помог мне. — Сегодня вечером, будучи в исключительно хорошем расположении духа, он заметил, что настоящей боли уже не было. Обычным настроением в это время было чувство униженного существа, беспомощного, как младенец.

Эндрю переходил от окна к окну, закрывая жалюзи от надвигающейся бури, одновременно натягивая драпировки, скрывающие на тёмном небе зигзаги молний.

— Надеюсь, у Вас будет хорошая ночь, са', - почтительно сказал Эндрю и удалился.

Барт сидит на кровати, светит лампа, в камине потрескивают дрова. Перед ним лежит развёрнуый номер «Пикьюна», но он не разбирает ни слова. В памяти всплыло лицо Викки, когда она села за пианино, решив что-то доказать Саре. Храбрая маленькая нахалка. Он представил себя с ней в постели, чувствуя, что в состоянии сделать то, что часто рисовал в фантазиях.

— Джефферсон, — тихо позвал он, и паренёк поднялся, ожидая дальнейших распоряжений. — Спина начинает беспокоить. Чёртова погода. Сходи к прислуге и скажи Одалии прийти ко мне. Никого не буди, — предупредил он. — Только скажи Одалии, чтоб поднялась сюда и сделала мне массаж. И на всю ночь ложись спать на её месте.

— Да, са', - Джефферсон потупил взор. Догадливый, подумал Барт с радостью, к которой примешивалась досада. Мальчишка наверняка понял, что когда приходит Одалия, имеет место нечто большее, чем просто массаж. И большое доверие в этом доме оказано именно ему, а не кому-то другому.

Барт потянулся за бурбоном и плеснул ещё немного, на глоток. Почувствовал, как тепло пошло вниз. Мужчина представил кукольное личико Одалии. Ей двадцать три, но тело как у четырнадцатилетней девочки.

Уже в воображении он чувствовал возбуждение, представляя, как Одалия, томно покачиваясь, входит в комнату, крупные соски на слегка набухшей груди настойчиво выпирают сквозь короткую сорочку. Он вспомнил, что она, в отличие от Юноны, Нэнси и девочек-близняшек, никогда не одевается в поношенную одежду Сары. Он заботится об Одалии, она знает, как доставить ему удовольствие.

Барт с трудом опёрся на поперечину позади, раздражаясь, что Одалия ещё не пришла. Доктор Стэнтон смеялся над ним. Старик говорил, что в его состоянии ничего подобного случиться просто не может. И всё же док ошибся.

Барт облизнул пересохшие губы, услышав, как повернулась дверная ручка. Никто на этаже не думает ничего подобного про него и Одалию. Никто не догадывается, что происходит, когда Одалия закрывает за

собой дверь и через мгновение её запирает. Догадывается, по всей видимости, только маленький дьяволёнок Джефферсон, но и он может лишь предполагать.

Дверь распахнулась, маленькое, неправдоподобно худое тело Одалии двигалось с инстинктивной грацией.

— Вы чувствуете себя нездоровым, маста Барт? — сочувственно пропела она, тёмные глаза пылают. Чёрт возьми, никто бы не подумал, что он парализован, когда она так смотрит, зная, что будет дальше и как это будет.

— Опять в спину вступило, Одалия, — он поддержал их маленькую игру — Помассируй немножко.

— Я принести бальзам, который дать матушка Ла Верна, — промурлыкала она. — Она сказать мне, что это хорошо для Вас.

— Ладно, приступай к работе, Одалия, и хватит разговоров. — Эти гаитянские сучки особые. Они с колыбели знали, что нужно, чтобы сделать мужчину счастливым.

Снаружи бушевала гроза. Где-то об стену хлопнул ставень. Если Сократ проснулся, то пойдёт и закрепит.

Барт помог Одалии перевернуть его на живот. Она подтянула вверх рубашку и стала мазать спину душистым, благоухающим бальзамом. «Ничего особенного, кроме запаха», — подумал Барт, однако, наслаждаясь сильным, острым ароматом, ощущая на спине длинные, гибкие пальцы.

Сегодня он возбуждён. Из-за жены Майкла. Она невольно напомнила, каким жеребцом он был тридцать лет назад. Раньше, чем обычно прервал массаж.

— Переверни меня на спину, девочка, — приказал он. Дыхание стало чаще. Она слегка улыбнулась. Одалия точно знала, что происходит в голове мужчины, уже представляет себе, что последует через несколько минут. Док Стэнтон ничего не понимает! Пусть говорит, что хочет о фантомных ощущениях. — У меня небольшие проблемы здесь, внизу, Одалия, — он ткнул руками в нижнюю часть живота.

Совместными усилиями ловко перевернули его на спину. Одалия откинула в сторону одеяла, лицо было безмятежно, когда поднимала его рубашку до груди. Взгляд Барта упёрся в соски молодой женщины, упрямо выпирающие сквозь ночнушку.

— Сними это барахло, — хрипло приказал он. Он что-то чувствовал. Он уже что-то чувствовал. — Будет легче, если сядешь и сделаешь массаж.

Лицо, похожее на прелестную маску из чёрного дерева, стало горячим от огня камина. Одалия стащила через голову ситцевую сорочку и бросила на пол. Несколько, показавшихся Барту вечностью, секунд она провоцирующе поднимала руки высоко над головой. Затем намеренно медленно положила ладони на бессильные, волосатые бёдра и раздвинула. Барт учащённо задышал; рот приоткрылся. Руки рабыни начали медленно делать массаж.

Доктор Стэнтон был груб, сообщая новости Барту, уже оправившемуся от удара достаточно, чтобы принять новую реальность. Холодно и цинично док говорил, что распутные деньки Барта закончились: «Если что-либо подобное и произойдёт, то исключительно в Ваших фантазиях».

Одалия, опустившись на колени между бёдрами хозяина, энергично его массировала. Маленькие брови слегка нахмурены, а во взгляде задумчивость, которая его возбуждала.

— Давай, Одалия, — хрипло проговорил он. — Возбуждай меня.