Единоборец
Шрифт:
Оба тела растут, восстанавливая повреждения. Они растут и становятся тоньше, хотя кажется, что тоньше уже некуда. Наконец, батарея издает тревожный писк: она не может работать в режиме нехватки строительного материала. Регенерация прекращается. Кое-то уже сделано. У верхней половины Клары уже вырос зачаточный таз с ножками, как у младенца. У нижней половины появился короткий обрубок тела безо всякой головы. Процесс прекратился, дойдя до цифры тридцать семь процентов.
– Я хочу есть, – говорит верхняя половина Клары. – Не знаю, что ты со мной делаешь, но я хочу есть.
Приходится ее покормить. Сейчас это вполне реально, потому что кишечник практически восстановился.
Это была самая трудная часть дела, все остальное будет уже попроще. Я снова разделяю оба тела пополам, и меняю половинки местами. Когда они срастаются, я получаю новое тело, в котором нет ничего лишнего. Тело, состоящее из двух только что выращенных половинок. Проблема в том, что это тело будет совершенно пустой мозг. Клара прекрасно понимает, что я делаю.
– Поздравляю, – говорит она. – Ты отлично справился для любителя. А что дальше? Будешь пересаживать мозг? Ты думаешь, что получится? А если ЭТО осталось и в мозгу?
Она все еще остается такой же старой, не смотря на то, батарея с огромной скоростью обновляет тело. Дело не в батарее, просто сейчас работает таймер, который отсчитывает последние часы ее жизни. А что касается пересадки мозга, то в наше время можно пересадить все что угодно, если знаешь как. Плюс, если ты владеешь нужной техникой. Возможно, я смог бы пересадить этот мозг из одного тела в другое, точно такое же, но у меня бы не вышло правильно соединить все входящие и выходящие нервы. Не вышло бы, даже если бы я помнил, как они расположены. Этих нервов слишком много. Для качественной пересадки мозга нужен специализированный робот-хирург или большая бригада хороших профессионалов. Если бы это сделал я, то в самом удачном случае мозг бы жил, но жил в теле инвалида.
– Пятьдесят на пятьдесят, – отвечаю я на ее вопрос о пересадке. – Я думаю, что этот вариант мог бы пройти.
– Но?
– Но у меня есть лучшая идея.
– Какая?
– У меня ведь есть резервный мозг в поджелудочной железе, на случай разрушения основного. Туда можно скачать всю информацию с твоего, а потом перекинуть контакты на чистый мозг. Так я получу твою чистую копию, которая будет жить. Не труднее, чем записать информацию на дискету, а потом перенести ее на другой компьютер.
– Твой дополнительный мозг свободен? – спрашивает она.
– В него архивируется вся информация, которая поступает в основной. Я могу временно стереть все эти файлы. Правда, если в этот момент мне прострелят голову, то информация потеряется, и я умру. Но я согласен рискнуть. Это ведь всего несколько минут.
Некоторое время она молчит, соображая.
– Но я-то исчезну!
– Почему?
– Потому
– Но ты согласна на режим MOVE?
– Да. Если твой второй мозг поддерживает этот режим.
– Я попробую. Но есть определенный риск.
– В моем положении об этом можно не думать.
Ее голос звучит так, будто она уже одной ногой в могиле. Этой старушке на самом деле немного осталось.
– Тогда – поехали.
Я начинаю. Для начала снимаю рубашку, отключаю режим компенсации давления и аккуратно вскрываю свою брюшную полость. Оттуда вытекает какая-то жидкость, но совсем немного. Крови тоже почти нет, я ухитрился не зацепить ни один из крупных сосудов. Мне приходится работать стоя, потому что оба операционных стола уже заняты.
Нащупываю поджелудочную, потом ее теплую и мягкую бугорчатую головку. На самом деле это совсем не такой орган, который удобно лежит на широкой петле кишки у большинства современных людей, это многоцелевое техническое устройство, которое не имеет отношения к перевариванию пищи. Этот орган вырабатывает кислород, обеспечивает несколько степеней внешней защиты организма и сохраняет копию мозговой информации. Вот и контакт. Любой из подобных органов обязательно имеет несколько стандартных входов и выходов. Я подключаю переходной кабель, прочный, но тонкий как нитка. Затем включаю компьютер. Сейчас вся железа передо мной на экране. Я подключил ее к компьютеру, это стандартная процедура. Я читаю файл хэлпа, но о режиме MOVE там ничего не сказано. Дополнительный мозг каждые несколько минут архивирует и записывает информацию из основного, а, кроме того, если основной поврежден, спасает всю информацию в аварийном режиме. Если основной поврежден – это дает нам шанс.
Теперь я подключаю выход мозга Клары (прямого входа у нее нет, так же как и у меня, из соображений безопасности), подключаю его прямо к компьютеру, через который информация будет качаться в меня. Я работаю максимально быстро. Сейчас я относительно беззащитен, и это мне совершенно не нравится. Все же процесс не идет сразу. Вначале две системы тестируют друг друга на совместимость, выдают стандартные сообщения о нехватке драйверов, и прочую ерунду. В конце концов все драйвера находятся и можно включать режим прямой записи. Но прямая запись мне не подходит. Меня устраивает лишь аварийное сохранение. Я подхожу к Кларе и кладу свои пальцы на ее дряблую шею. Шея худая, как у цыпленка.
– Что ты собираешься делать? – спрашивает она.
– Ничего особенного. Глубоко вдохни и расслабься.
Я сжимаю пальцы так, чтобы сразу пережать и дыхательное горло, и обе сонные артерии. Вначале она пытается вырваться и оторвать от своей шеи мои руки, но сил в ней осталось так мало, что она не справилась бы и с ребенком. Вскоре ее мозг засыпает, лишенный крови. Еще минута – и он начинает умирать. Я вынимаю батарею: сейчас она нужна для нового тела. Экран компьютера предупреждает об аварийном включении. Жизнь уходит из умирающего мозга, но уходит не в небытие, а в контактный кабель и по нему – в мое тело. Прости меня Клара, если я сделал тебе больно. У меня не было другого выхода. Меня не покидает мерзкое ощущение, что на самом деле я стараюсь не для нее, а для себя – создаю для себя удобную копию, убивая оригинал.