Единое королевство

Рассел Шон

Когда Бэйори втаскивал Элиз в лодку, ему показалась, что вода течет из всех пор ее тела. Она капала с волос, вытекала изо рта и глаз. Наконец Элиз удалось втянуть в себя воздух, и она разрыдалась. Соленые слезы мешались с речной водой.

Элиз взглянула на Бэйори, словно только сейчас заметила, что она не одна в лодке.

— Я жива, — плакала она. — Снова жива.

— Диз?

Он услышал слово, но оно не имело смысла. Боль в виске была невероятно острой, а в ушах раздавался такой звон, словно его голова оказалась внутри огромного

колокола.

— Диз? Ты меня слышишь?

Он открыл глаза, но свет нес боль, и Диз быстро сомкнул веки.

— Торен?

— Да.

— Меня сейчас вырвет.

— Сюда… повернись на бок. Вот так. С тобой все будет в порядке.

Все тело Диза содрогнулось, а потом он опустился на спину. Кто-то поднес к его губам бокал с бренди, и крепкий напиток обжег горло. Но все это не имело значения. Боль в голове была важнее всего.

— Диз? Что произошло?

Что произошло?

Дизу показалось, что мир не желает останавливаться, а стремительно кружится, набирая скорость. Тошнота не проходила, а боль в голове не давала собраться с мыслями — воспоминания носились по поверхности сознания, точно влекомые ветром листья.

— Это Бэлд? — спросил Торен.

— Что?

— Бэлд застрелил Ардена?

Диз покачал головой:

— Я не помню, Торен. Что с Арденом?

Ответа не последовало. Диз слегка приоткрыл глаза и увидел скорбь на лице Торена.

— Нет, — услышал Диз собственный шепот. Диз почувствовал, как на его грудь мягко легла рука Торена.

— Он пришел, чтобы меня предупредить, Диз. По дороге сюда Ардену пришлось сражаться с Сэмюлем, ему удалось убить его лошадь, и он прискакал ко мне. — Торен вздохнул. — Мои собственные кузены… моя плоть и кровь, планировали мое убийство. Бэлдор, Сэмюль и… — После коротких колебаний он добавил: — И Арден. — Диз почувствовал, как напряглась, а потом расслабилась рука на его груди. — Может быть, и другие. Стрела поразила Ардена, когда он делал свое признание. Ты ничего не помнишь? Ты видел Бэлда или Сэмюля возле стены моего сада. Был ли там еще кто-нибудь?

Память начала возвращаться к Дизу, ее осколки ранили разум, как острое стекло. Он стиснул зубы.

— Кто-то… — простонал Диз. — Да, кто-то стоял на бочке у стены твоего сада.

— Ты пришел поговорить со мной?

— Да. — Диз мучительно напрягал память. — О том, что произошло на балу… — Теперь Диз вспомнил.

Он стоял на бочке и натянул тетиву лука. Не Бэлд, он должен был стать убийцей. Неужели он убил Ардена? Но если так, то каким образом? Почему он упал? Перед глазами у него возникло искаженное яростью лицо Бэдда.

— Там был Бэлдор, — выпалил он, — наверное, он меня ударил.

— Он пришел один?

— Я… я не знаю. Проклятье, Торен, все так перепуталось.

— Ты все вспомнишь. Подобные вещи иногда случаются во время турниров. Но это был Бэлдор. Ты уверен?

Диз кивнул. Что он сказал? Это был он сам — Диз. И все же, наверное, Бэлд оглушил его и взял лук. Диз знал, что в дверях стоял не Торен. Почему он не узнал Ардена? Кто еще так похож на Торена? Но Арден не должен был оказаться там — только не сегодня

ночью.

— Наверное, Бэлдор застрелил Ардена, думая, что это ты.

— Да. Или убил Ардена, когда понял, о чем тот говорит — рассказывает мне о предательстве. — Боль в голосе Торена причиняла Дизу невыносимые страдания. — Я не могу поверить в то, что Арден мог быть вовлечен в такое гнусное дело. Бэлдор — да, легко. Он уже много лет меня ненавидит. Сэмюль… всегда убежден в своей правоте. — Рука, лежавшая на груди Диза, переместилась к его плечу. — Теперь я могу доверять только тебе, Диз. Только тебе. Остальные заплатят за свое предательство. Мне это принесет ужасное горе, но иначе быть не может. Боюсь, начнется война, а среди Реннэ не должно быть предателей. Мы разыщем их, Диз. Они далеко не уйдут.

Торен сжал его плечо.

— Только ты, — повторил он, и его голос дрогнул. А потом Торен глухо зарыдал, повторяя сквозь сжатые зубы:

— Арден, Арден.

ГЛАВА 61

В последнюю ночь ярмарки мощный ветер налетел на Вестбрук, срывая палатки и шатры и ломая ветви деревьев. Фаэли носились по лагерю, забивая слабые колышки палаток, натягивая отвязавшиеся веревки. Туат вдруг показалось, что это не ветер, а холодное дыхание древней обретшей разум горы. И она содрогнулась.

Она работала в мерцающем пламени свечей, стараясь воплотить свои видения в сотнях сплетенных нитей. Она успела соткать лишь прекрасную женщину с двумя лицами; возможно, одно из них — сдвинутая на затылок маска, но уверенности у Туат не было.

Когда ветер набросился на лагерь, она надежно спрятала в сундук свою работу и только потом выскочила наружу. Ураган трепал полотнища палаток. Особенно сильный порыв налетел на Туат, ей пришлось пригнуться и закрыть глаза, пыль и обрывки листьев жалили прямо в лицо.

Все светильники давно погасли, однако небо оставалось чистым, и лагерь озарял неистовый лунный свет, проникающий сквозь раскачивающиеся ветви деревьев. Лошади заволновались; нескольким удалось сорваться с привязи, и они носились по лагерю, наводя ужас на его обитателей. Мужчины пытались их поймать.

Туат повернулась спиной к ветру, и ее глазам предстала картина происходящего: сгорбленные фигурки людей мечутся по лагерю, палатки трепещут на ветру словно невиданные животные, застигнутые мучительной агонией. Деревья кренятся к земле и жутко скрипят, с громким треском отламываются ветки, тяжело обрушиваясь на землю.

А потом все кончилось — словно кто-то захлопнул дверь, — и наступила тишина. На короткое мгновение все застыли, таким неожиданным был переход от бури к полнейшему спокойствию. Затем одинокий дубовый лист медленно спланировал на землю рядом с Туат, и она бросилась бежать через лагерь.

Половина палатки Ратта провалилась, словно стоящая на задних ногах лошадь. Нэнн уже была здесь, пытаясь снять многочисленные покровы своими сильными руками. Наконец ей удалось добраться до входа, она рванула ткань на себя и вошла в палатку. Туат отстала от нее всего на шаг.