Единожды солгавший (сборник)
Шрифт:
– Мне не нужны прыщавые недоумки. Что они знают? Что могут? С ними с тоски можно сдохнуть.
– А какое веселье с этим старым Казановой? – раздражаясь, сказал отец.
– Такое же, как Наде с тобой. Он умный. Он так красиво говорит, читает стихи…
Вдруг подбородок её задрожал, и она, закрыв лицо руками, заплакала. Сергей Викторович обнял дочь, пытаясь утешить, как в те дни, когда она маленькой девочкой прибегала к нему со своими детскими горестями.
– Ну что такое? К чему слёзы?
– Почему? – сквозь всхлипы проговорила она. – Почему он ушёл? Выходит, я ничего для него
– Ну конечно, он не любит тебя, – ухватился он за брошенную ею самой спасительную соломинку.
Девочка отняла руки от лица и подняла на отца аквамарины глаз, полные недетской боли.
– Не любит? – тихо переспросила она и вдруг резко вскочила. – Неправда!
Книга соскользнула с её колен и шлёпнулась на пол. Сергей Викторович машинально нагнулся. Набоков «Лолита». Перед ним всё поплыло. Небольшая книжонка в бумажном переплёте казалась пудовой. Он медленно поднял её и поднёс к лицу дочери, словно боялся, что она недостаточно хорошо видит.
– Что это? – сухо спросил он.
– Книга, – с вызовом бросила Лена.
– Ты читаешь эту мерзость?
– Это, между прочим, классика.
Девчонка откровенно глумилась над ним. Взять бы её поперёк живота да выпороть как следует. Но он понимал, что от этого будет ещё хуже, и усилием воли сдержался.
– Я не то хотел сказать. Но ты ведь разумный человек. Ты видишь, как легко этот твой знакомый от тебя отказался. Стоит ли из-за него переживать? – загоняя в угол свои раздражение и злость, сказал Сергей Викторович.
Она немного помолчала, а потом произнесла:
– Это оттого, что у нас пока что всё было не по-настоящему. Вот ты не можешь уйти от Нади, потому что у вас всё по-настоящему. Да, надо чтобы всё было по-настоящему, – задумчиво повторила она.
– Что значит, по-настоящему? – холодея, произнёс Сергей Викторович.
Загадочная улыбка, озарившая её лицо, разом сошла, и она передёрнула плечами:
– Ничего. Это я так. Не обращай внимания.
Его жизнь превратилась в кошмар. Он как угорелый нёсся с работы домой, страшась оставить дочь одну, покупал видеокассеты, книги, чтобы отвлечь её от опасных мыслей. Они больше не возвращались к щекотливой теме, сохраняя видимость добрых отношений, но он не мог избавиться от чувства, что призрак недосказанного навечно поселился среди них. Может, лучше посоветоваться с женой? Но что он мог сказать? И потом, разве она слепая? С девчонкой творится неладное, а она только и занята своими переживаниями, распалялся Сергей Викторович, но тоненький голосок совести насмешливо вставлял: «У самого рыльце в пуху».
В тот день у жены был отгул. Убедившись, что она собирается провести его за домашними хлопотами, Сергей Викторович отправился к Наденьке. Только вырвавшись из дома, он понял, как соскучился по ней. Сколько времени прошло с тех пор, когда они виделись в последний раз! Казалось, дни растянулись в месяцы. Она была нужна ему, как никогда. Он устал от проблем, переживаний, устал притворяться, разыгрывая из себя доброго папашу, когда внутри у него клокотала гремучая смесь боли, гнева и бессилия. Наденька – вот кто поймёт и утешит его, заставит хотя бы ненадолго забыть о свалившемся на
Сначала она дулась, что он долго не приходил, но это было больше похоже на игру, и он охотно подчинился её правилам. Проблемы остались далеко, в другом измерении. Сухо потрескивали свечи, их блики играли на пузатых бокалах с вином. Наденька, лёгкая и свежая, привычно опустилась к нему на колени. Их губы встретились. «Мы один раз целовались. По-настоящему», – пробуравила мозг фраза дочери. Он невольно отпрянул.
– Что-нибудь не так? – спросила Надя.
– Нет, всё в порядке. Шальная мысль. Вот буду старичком, ты меня, наверное, разлюбишь? – попытался он свести всё к шутке.
– Глупый, – улыбнулась она. – К чему загадывать надолго? Пока что ты отнюдь не старичок.
Она вновь прильнула к нему. Дочь. Он ничего не мог с собой поделать. Перед его взором стояла Леночка. Он усилием воли сдержался, чтобы не отстраниться, принимая ласки Нади. «По-настоящему… по-настоящему…» – сверлило мозг.
– Да что с тобой сегодня? – недовольно спросила Надя и резко встала с его колен.
Он испытал странное облегчение, как будто само прикосновение к ней было ему в тягость.
– Просто болит голова, – соврал Сергей Викторович. – Но это пройдёт.
Пройдёт ли? Он пытался сбросить с себя наваждение, но лицо дочери стояло между ним и Надей. «По-настоящему». А по-настоящему ли всё это?
Чем ближе он подходил к дому, тем сильнее в нём нарастало чувство тревоги. Он перешёл на бег, уже не сомневаясь, что с его девочкой случилось непоправимое. Не уберёг. Она, чистая и беззащитная, обратилась к нему, а он стал читать ей нравоучения. Моралист фигов! Зачем он ушёл сегодня? Кто, кроме него, защитит её? Он бежал, задыхаясь с непривычки, но не в силах перейти на шаг. Только бы она была дома. Только бы с ней ничего не произошло. Он не стал дожидаться лифта и помчался вверх по ступеням. В висках стучало. Лёгкие болели от напряжения. Когда он поднялся на свой этаж, в глазах потемнело, и он ухватился за дверной косяк, чтобы не упасть.
– Где Лена? – спросил он у жены, открывшей дверь.
– У себя. Уроки делает. За тобой что, гнались?
– Нет, уже всё в порядке, – облегчённо вздохнул он. – Просто мы слишком мало уделяем ей внимания, а у неё всё-таки переходный возраст. Но теперь всё будет иначе.
Отдышавшись, он прошёл в комнату дочери. Лена сидела за столом в ореоле света от настольной лампы, по-детски поджав ноги. Он тихонько подошёл к ней и обнял за плечи.
– Девочка моя. Я хочу, чтобы ты знала, что ты – это самое настоящее в моей жизни.
– А мама?
– Ты и мама. А Надя – это временное, пустое. И Влад тоже. Только не возражай. Обещай больше никогда не видеться с ним. У тебя в жизни тоже должно быть настоящее.
Лена знала, что имел в виду отец.
Они с Андреем шли, взявшись за руки. Первый снежок серебрил мостовую. Было жалко наступать на него, оставляя чёрные провалы следов, поэтому они шагали осторожно и бережно, стараясь не рушить первозданную чистоту ранней зимы. Его ладонь была тёплой, и от него веяло надежностью. Они часами говорили обо всём на свете, и им никогда не было скучно.