Единственная для Повелителя Дракона

Воронецкая Лана

Можно подумать, Элистер стало бы легче, узнай она раньше, что любовник променял ее на философский камень. Я не удержалась и брезгливо фыркнула в сторонке.

– Я бы мог все свалить на тьму, поглотившую разум, -Карим продолжил исповедь. –Но виноват я сам. Не справился с искушением. Дал гордыне взять верх, решил, что в жизни нет места любви, а есть лишь наука и ожидающая слава. Посмертие имени в веках. Я растоптал твои чувства, но в первую очередь я растоптал собственную душу. Ведь, ты успела стать ее частью. Но слишком поздно я осознал это.

Тётя

так и не открыла глазища, но по щекам заструились обычные человеческие слезы. Часть из них она молча сглатывала, остальные скатывались и капали Кариму на лицо. Синюшные губы тёти подрагивали, но она гордо держала расправленные плечи.

– Элистер, умоляю, не покидай этот мир. Не оставляй меня. Я на все готов ради вас с дочкой.

Карим уткнулся головой тёте в ноги. Он не знал, что Элистер уже приняла решение остаться. Пусть умоляет, козлина тщеславная. Славу ему подавай, имя в веках. Не простит тебя тётя. Мучайся угрызениями совести. Также, как она мучилась столько лет.

Мало того, что в мавку превратилась, еще и дочка родилась маленькой мавочкой. В мире, где мы считали, что волшебные существа под запретом. Чего только стоили все наши скитания и лишения. А еще я лично пожертвовала мечтой. Пришлось забыть о поступлении в академию. Я, может, тоже хотела науку изучать.

Но Элистер сломанной куклой скользнула на песок. Кариму пришлось расцепить руки, чтобы она не упала. Тётя прижала согнутые коленки к груди, судорожно обхватила их руками и уткнулась головой. И зарыдала в голос, выплескивая наружу невыплаканные слезы -ведь мавки не умеют плакать, а вместе с ними все накопившееся горе, обиду, сожаление о неразделенных чувствах.

Я шмыгнула носом потому, что из моих глаз тоже покатились слезы. Поискала взглядом Айрин, но Повелитель увел ее и Коша гулять вдоль золотой песчаной гряды.

Я бы не простила, мстительно подумала, вытирая щеки и уткнулась взглядом в черного дракона.

Он развалился на песке, сощурил глаза, нервно постукивал хвостом по песку, наблюдая за Каримом.

Я подошла, присела рядом. Мне было жалко темного, запертого в Аваддоне, обреченного на пожизненное одиночество. Он словно почувствовал, прошипел не глядя:

– Оставь свою жалость. На что она мне?

Но хвост замер, перестал беспорядочно елозить оп песку. За толстым слоем напускного безразличия проглядывало сожаление. Или мне так хотелось думать. Я протянула руку, потрогала морду. Дракон вздрогнул, но не отстранился, прикрыл глаза, впитывая тепло прикосновения. Я осмелела и принялась гладить грубую шершавую кожу с наростами.

– На что эти нежности?
– устало промурлыкало темное порождение.
– Ты же уже сделала свой выбор. Ты выбрала Его. А я так и останусь бродить никому ненужным призраком прошлого в холодной тьме междумирья.

– Ты правда хочешь разрушить мир?

Отчего-то мне казалось, что на самом деле темный дракон просто устал от вечных скитаний и одиночества и на самом деле хочет любви. Как и любое живое существо в каждом из миров.

– Я поговорю в

Повелителем, упрошу его разрешить тебе пожить в нашем мире.

Дракон увернулся от поглаживаний, кинул печальный взгляд мне за плечо:

– Твой Повелитель возвращается. Оставь эти подачки, айна. Лучше отвлеки его, пока я скроюсь.

Дракон попятился задом, брюхом по песку, пока не сполз в темный поток. Когда тело зверя скрылось и над водой осталась торчать лишь морда, злобно прошелестел:

– Да, маленькая наивная айна. Я хотел разрушить этот мир.

И дракон сгинул в черных водах. А я подумала, что он сказал «хотел», он не сказал «хочу». Улыбнулась про себя, решила попросить за дракона перед Повелителем, который и, правда, уже был на подходе.

Карим не заметил исчезновение дракона. Он так и сидел с Элистер на песке, притянул ее ближе, уложил тётину голову себе на грудь, гладил по зеленым волосам, слегка покачивая, словно ребенка.

– Простите, мои милые. Простите, мои хорошие. Я больше никогда вас не оставлю.

Эх, Элистер… Растаяла… Поверила ему?

Мне стало неловко подсматривать за тётей в такой момент. Раскаяние Карима выглядело искренним. Все-таки, наверное, я бы тоже простила. Айрин обрадуется. Папа нашелся.

Я отвернулась, пряча неловкость.

Аришка пронеслась мимо, догоняя Коша. Я не успела удержать сестренку. Сладкая парочка бросилась прямо на тётю с Каримом, завалив их на песок и устроила куча-мала под звонкий веселый лай кошмарного щенка.

Карим смеялся, обнимая своих девочек. Давно я не видела Айрин такой счастливой. А тётя? А тётя продолжила плакать, утирая бледные щеки мавки. Но плакала она уже от счастья. Карим смотрел на нее влюбленным взглядом, словно не замечал ее мертвенной кожи и уродливых нечеловеческих глаз.

Повелитель прижался сзади, зарылся носом мне в волосы, хрипло прошептал на ушко:

– Идем, айна Итар.

Куда? Спросить я не успела. Пространство схлопнулось, и мы оказались на берегу горного озера, утопающего в зелени. Небольшой водопад струился по скалистому склону прямо над озером.

Глава 24

Я вздрогнула:

– Что это? Где мы? Как?

Я никак не могла задать нормальный вопрос.

Повелитель прижал крепче, заскользил носом по шее, провел губами по плечу, оставляя влажный след поцелуев, вызывая дрожь в коленках.

– Вернулись в человеческий мир.

Я развернулась в кольце мужских рук, уткнулась ему в грудь:

– Так ты можешь запросто перемещаться?

– В Аваддон и обратно –дааа, -проурчал Повелитель, снова зарываясь носом мне в макушку, -в любую точку этого мира через Аваддон, -шумно втянул носом воздух.
– Если далеко, просто надо немного постараться. Иногда грань поддается с трудом, как тогда, в «бешенную ночь».

– А зачем устроил представление с лодкой?

– Хотел побыть с тобой наедине. Не хотел пугать. Ты же ждала Ракшаса, -лениво бормотал Повелитель с придыханием.