Единственная для темного эльфа 2
Шрифт:
Причина моего заседания в снежном гнезде была гораздо более животрепещущая и болезненная.
А началось все с того, что после расставания с Геррионом, когда он все же одобрил перевод Ша-Энга, он неожиданно поставил меня в известность о внеочередных занятиях. Шла я на них, не подозревая, с какими откровениями столкнусь.
Не в первый раз магия с повышенной температурой мне не поддается, Геррион ссылается на неподходящее настроение, отсутствие веры в свои силы и кучу других причин, однако Саверий оценивает ситуацию строже — нежелание. Об этом и сказал он мне сегодня в лицо,
— У меня не получается, — изрядно попыхтев, призналась я, когда поняла, что это скорее моя температура тела повышается, нежели воды.
— Пробуйте еще раз.
— Да не могу я больше, — надоело, хотелось сказать. Желание чем-то заниматься повышается в случае, если наблюдаются какие-то успехи, а вот у меня они четко вырисовывались в другом направлении. — Эта магия мне не поддается.
— Это не магия вам не поддается, это вы отказываетесь быть гибкой, — встретив мой напряженный и несогласный взгляд, жрец не поскупился развить мысль: — Вы словно не желаете воспользоваться резервом своего истинного больше, чем пользуетесь сейчас. Ограничиваете контакт с его магией, не позволяя вам слиться, наконец, гармонизировать.
Я молчала, не желая что-то подтверждать или опровергать. Что толку доказывать что-то жрецу, который априори придерживается стороны своего принца? Да, я препятствую нашему с Геррионом объединению, но я не пытаюсь перенести личностное отношение на обучение магии! Понимаю, что силу все равно не верну, эрлиной быть не перестану, а это значит, что нужно владеть тем, что мне даровали.
Саверий глупым не был.
— Моя оплошность в том, что ритуал вышел из-под контроля, вследствие чего вы попали невесть куда и не сразу воссоединились со своим нареченным, — вздохнул служитель, чуть опустив глаза, но после поднял твердый взгляд на меня. — Я не смею просить за это прощение.
Жрец глубоко поклонился, а затем продолжил:
— Ваше недоверие ему мешает вам овладеть силой в полной мере. Не противьтесь вашей судьбе, лишь затем вы придете к согласию со своим внутренним миром, и магия тепла будет даваться вам так же легко, как и магия холода.
— Если вам и стоит просить прощение, то явно не за это, — едва ли не выплюнула я, мысленно поразившись, как спокойно это прозвучало.
Верно, если бы не этот жрец, возможно, нас с Фалем все еще так бы и не нашли. И мы, может быть, уже были бы далеко отсюда, путешествовали или осели где-нибудь в тихом городке, подальше от шума и суеты столицы. Подальше от драконов, ведь Фаль, похоже, знал куда больше, чем мне говорил. К сожалению.
И королевство, о котором упоминал Фаль, вполне вероятно, находилось очень далеко. Может, это государство темных эльфов? Вряд ли, мой любимый эльф не раз давал понять, что это место не рассматривает. И если это дальнее королевство, значит, там другой язык? Ну, на общем, по логике, тоже должны говорить.
Другой язык…
Мой эльф тоже имел привычку иногда переходить на родной, непонятный мне язык, звучание которого ласкало мне слух, а интонации — душу. И самой частой фразой, которую впервые я
Я испытывала сомнения в своих догадках, а когда пыталась выяснить четкое определение, мой дроу то уходил от ответа, то отвлекал меня нежным поцелуем или чем интересным. В последнее время так вообще лукаво улыбался. Единственное, для себя я все-таки решила, что это все же что-то не из разряда «дурочка», «глупенькая» или чего в таком духе, ведь и это же он шептал мне даже тогда, когда мы были близки.
— Саверий, а вы знаете, что такое «мо арэ»?
— Где вы слышали это, госпожа? — жрец внимательно заглянул в мое лицо, отчего я чуть не смутилась.
— Ну, так, когда путешествовала, — быстро сообразила я, что бы это не значило. Повидать пришлось действительно много. — Стало интересно. Только не говорите мне, что я сейчас повторила брань, — улыбнулась, в сердцах надеясь, что выгляжу искренней.
— Нет, госпожа, — вполне серьезно откликнулся жрец, задумавшись, посмотрев в окно, будто припоминая. — Это переводится, как «я люблю тебя». Вы стали свидетелем трогательной сцены.
Не знаю, как я дотерпела, чтобы досидеть со жрецом положенное время занятий. Не знаю, как сознанием не улетела далеко за пределы дворца.
«Я люблю тебя».
Он сказал это впервые еще у подступа к городу, где мы жили почти месяц. Так давно! Не сейчас, не в день нашей разлуки, боже! Он все для себя решил еще тогда… Я не просто привлекала его, не просто была симпатична. Получается, клятва служения, что была принесена мне… Едва сдерживаюсь, чтобы не задохнуться. Какая же я глупая.
И слезы, что комом снова подкатывают к горлу, свет не должен увидеть.
Мой Фаль никогда не торопил меня. Скорее всего, не признавался мне прямо, что не давить на меня, на решения, которые принимаю. Говорил мне это, потому что не мог молчать, но и влиять на меня не хотел. Добивался честно, как и обещал.
Уткнувшись лицом в пушистую юбку на подогнутых коленях, накрыла голову руками. Сердце будто вживую разрезали. Я люблю тебя. Я тоже люблю тебя, Фаль. Прости, что я у тебя такая идиотка, прости, любимый… Но сейчас уже поздно признавать это. Мы никогда больше не увидимся. И, если я не смогу сбежать, то мое место строго предопределено — рядом с мужчиной, которого не вижу своим мужем.
Дверь распахнулась после короткого стука. Я не поднимал головы, зная, что единственный в своем роде, кто мог так поступить — это Саверий.
— Мне есть, что сказать вам, Ваше Высочество, — оповестил жрец, на что я кивнул головой, не поднимая ее от лицезрения важных бумаг, которые подписывал.
— Это срочно?
— Вы сказали, что все, что касается вашей нареченной, срочно, — кивая сам себе, подвел итог служитель. — Мне продолжать?
— Что? Чего еще хочет эта маленькая бестия? — устало отшвырнул перо, потерев лицо рукой, мысленно надеясь, что она не была в чернилах.
Ночь прошла неспокойно, после гуляний нашлись несколько групп особо буйных горожан, дела которых пришлось решать уже ближе к рассвету.