Единственная для темного эльфа
Шрифт:
Я абсолютно не верю в любовь. Максимум, взаимное притяжение, симпатию, которая хорошо, если продержится подольше. Любовь — это химия. И как любая химическая реакция, не может длиться вечно. Так произошло и с родителями. Я хоть и была маленькой, но запомнила, каково это, когда мама и папа живут в согласии и так называемой «любви». Ровно столько запомнила, насколько хватило отца.
А потом у папы произошла новая «любовь» и рядом с нами его ничего не удержало. Ему стало скучно с нами? Он нас больше не любит? Тогда я много вопросов себе задавала, боясь, адресовать их матери. Она, как и всегда,
Поэтому я могу только посмеяться над своими взволнованными гормонами или макаронной фабрикой на ушах, что там за подкаты к ближнему своему отвечает? Ладно, к счастью, я без усилий могу подавить это в себе, не создавая никому проблем.
В своих раздумьях я и не заметила, что медленно жуя кусочек хлеба, дроу внимательно наблюдает за мной.
— Что?
— Ничего, — эльф задумчиво отвел глаза, скорее для моего спокойствия, нежели от смущения.
Покрутив в руках недоеденный бутерброд, я решила все-таки завернуть его и отправить в сумку. А вот прохладная вода с особым удовольствием была встречена моим организмом. Плавно соскользнув с пенечка, на котором сидела, я примостилась на приятную траву, поближе к берегу, чтобы дотягиваться рукой до высокой травы и камыша.
— Вернись на пень, — послышался немного строгий голос за моей спиной. Или мне показалось?
Недоуменно обернувшись, я вылупилась на друга с неподдельным непониманием:
— Зачем? Здесь тоже удобно.
— Вернись. На пень, — четко, но не терпящим возражений тоном проговорил эльф, глядя мне в глаза. — Сегодня холодно.
Чисто механически мое тело повиновалось, забираясь на вышеназванный остаток некогда широкого дерева. Не так уж и холодно. Усевшись в позу лотоса, наблюдала, как следящие за мной глаза эльфа, вновь, как ни в чем не бывало, переключились на свою пищу. Правда, без былого интереса. Что это на него нашло?
Сейчас я видела своего эльфа с непонятного ракурса. События вчерашнего дня казались давно прошедшими и ничего не значащими. Я несколько раз проговорила себе, что факт лишения кого-то жизни присутствовал, чтобы помочь себе видеть в беловолосом ушастике отдельную единицу, а не часть моих грез о мире радужных пони.
Вот так смотрю на него и вспоминаю его скрытую во мраке темницы расслабленную фигуру, слишком спокойный тон, уверенность в себе, некую хищность в поведении. Он казался в тот момент очень опасным. А сейчас я могу подергать его за косу, и мне ничего не будет.
— Ай, — для приличия отозвался эльф на мой эксперимент, не отвлекаясь от лицезрения своих ножен.
Я расплылась в улыбке, но не на долго. Вспомнила запах эльфийской крови, служившей мне путеводной нитью в темноте глубокой тюрьмы.
— Фаль, — сползла я с пня, рискуя огрести от мгновенно переключившегося на меня дроу. — А там в темнице ты был ранен?
Брови дроу слегка дернулись вверх, но быстро распрямились. Видимо, эльф вспомнил, в чьем теле я тогда находилась. Мужчина отвел взгляд на сумку, которую начал складывать, чтобы не встречаться со мной глазами.
— Царапина.
Это
— Сильно болело?
Понятное дело, что сильный мужчина боли не покажет, а что мой эльф был именно таковым, я уже убедилась. Желание пожалеть его меньше от этого не стало.
— До сих пор болит, — не отрывая пристального взора, отчеканил он.
— Где? — не на шутку взволновалась я. Его все еще беспокоит ранение, а он все это время молчал?! Нужно же было показать его Алазару. Или, если нужны артефакты, то достали бы их и помогли.
— Излечишь, если узнаешь?
— Если это в моих силах, то я постараюсь, — неуверенно закивала я, потому что не знала точно, насколько серьезные раны могу лечить.
— Это в твоих, — спустя полминуты проговорил он, поднявшись и тяжело вздохнув.
Сбитая с толку переменой в его настроении, я поднялась с колен с опозданием. Почему опять проскочила нотка скрытого раздражения? Или будто обиды. Я что-то не то сказала? Опять?
Я словила за рукав уже отошедшего от меня мужчину, чтобы ответить ему и разобраться, что же с ним творится. Эльф не рвался напролом и позволил мне задержать себя.
— Тогда я хочу помочь.
Дроу замер на какое-то время. То, как он вздохнул, отозвалось тоской в моей душе и я совсем не могу найти этому объяснение. Фалькониэль вернулся на шаг, чтобы поравняться со мной и заглянуть в мои глаза глазами раненого зверя:
— Ты этого не сделаешь, девочка, — пресек он мои возражения прижатым к моим губам пальцем. — Хоть я этого и очень хочу. Но даже так, я безмерно рад, что ты именно такая, какой я вижу тебя сейчас и все время, что мы вместе.
Я смотрела на эльфа, совсем не понимая, о чем он говорит. Так, где рана-то? И почему я не сделаю, если сам сказал, что в моих силах ему помочь? Порой накатывали все-таки моменты, когда понимать эльфа для меня становилось сложно. Ощущение, будто он говорит мне какие-то важные вещи, но на непонятном языке. Иначе, почему до меня не доходит? Хотя одна славная мысль озарила мою головушку:
— Какой видишь сейчас?.. — повторила я за ним эхом. — А! Ты имеешь ввиду, что будь я в теле Кьяны, с ее магией могла бы помочь? Ну, так, проку-то, я все равно не знала, как ею пользоваться.
Лицо эльфа отразило неопределенные эмоции. Он ничего не сказал, просто закатил глаза. Глубокий вздох моего друга подсказал мне, что занесло меня совсем не в ту степь. Когда принял для себя какое-то решение в уме, мужчина чуть приобнял меня за плечи, чтобы обратиться, привлекая мое полное внимание:
— Нет, тело вампирши абсолютно мне безразлично.
— Как? — обиделась я за девушку, в теле которой пребывала целую неделю. Вообще-то, как минимум, принимая во внимание ее внешние данные, применить к ней такую характеристику отношения казалось мне неправдой. — Только не говори, что Кьяна тебя совсем не привлекала? — с прищуром взглянула я на друга, улыбаясь. Да лаааадно, пошушукаться же можно.