Единственная дорога

Аренев Владимир Константинович

И правильно решил. Бывают такие, что замыкаются, отводят взгляд, вздрагивают от моего голоса. Им тяжело душу очищать, слишком весь сор прикипел, прирос, дернешь где неосторожно - с кровью начнет отходить. А когда с кровью - больно, не все выдерживают. Так и уходят, словно с тяжелой ношей, согнувшись в три погибели, тоскливо глядя прямо перед собой. Жаль их, но ничего не поделаешь.

– Я, отец, сам не знаю, откуда иду и куда пришел, - признался мой нынешний гость, усаживаясь рядом со мной.
– Понимаешь, сначала

я вроде бы умирал. Прихватило сердце, положили меня в больницу, все ходят вокруг улыбчивые... но глаза-то не заставишь улыбаться. Вот по глазам их я и понял, что все, отжил я свое на этом свете. И вдруг - просыпаюсь в пустыне, вокруг души живой нету, только песок этот чертов... везде песок. Даже скорпионов, даже змей нету - только один песок и больше ничего. Я решил было, что брежу или того хуже - помер, но только через день жажда и голод убедили меня в обратном. А вокруг - никовошеньки. Так и шел по пескам, пока на твою избушку не наткнулся.

– Это, - сказал я ему, пыхкая трубочкой, - это я и сам знаю, а о чем не знаю, о том догадываюсь с большой степенью вероятности. Ты мне не про то расскажи.

– А про что?
– спросил он немного испуганно.

– Про жизнь свою, - невозмутимо ответил я.
– Про себя. Кто ты такой?

Он вздохнул - тяжело, обреченно - и стал говорить. Ох, и наговорил же он: на ночь такое лучше не слушать. Но я уже привык, поэтому слушал. И не просто как-нибудь там, вполуха, а серьезно слушал, вдумчиво, запоминая каждое слово. Словно он мне всё это передавал, опись своей жизни делал, а я ее, эту опись, принимал и сверял - всё ли так, всё ли на месте.

К утру он закончил.

– Ну, - сказал я ему, - так как, останешься у меня?

Лицемерие, конечно, с моей стороны. После такой исповеди того, кому исповедовался, видеть хочется меньше всего. Благодарен ему по доску гробовую, а все равно видеть не можешь. Так и он. Так и все до него.

Так и все после.

– Нет, - сказал он, опуская глаза.
– Отсюда есть дорога...

куда-нибудь?

– Есть, - ответил я.
– Но только одна.

– Что?
– гость непонимающе уставился на меня.
– Как это "одна"?

– А вот так, одна. Сюда путей много, а отсюда - всего один.

– А... куда он ведет?
– осторожно спросил он.

Я вздохнул. Вытряс из трубочки пепел, набил ее табачком, раскурил.

– Не знаю.

– Как это так? Неужели ты ни разу..?

– Почему же ни разу? Многажды пробовал. Но у меня ничего не получается. Всегда возвращаюсь к собственному крыльцу. А вот гости мои очень даже натурально уходят. Хочешь попробовать?

– Н-не... Да, - решительно произнес он.
– Хочу. Я ведь... уже мертв, правда?

Я пожал плечами:

– Чушь. Разве мертвые способны есть или пить? А беседовать со мной?

Вот видишь. Собирайся. Я нарвал

тебе яблок и винограда, чтобы было чем в пути промочить горло.

Пока гость одевался, я сходил в дом за корзиной с фруктами, вручил ее ему и повел в глубь сада, мимо озерца, где гость вчера купался.

В самом дальнем углу, в заборе, есть калитка, маленькая, скрипучая, словно вредная старушонка, которая на самом деле лишь делает вид, что она вредная. Щеколда все время заедает, но у меня никак не хватает времени, чтобы ее подправить. Я немного повозился с нею, наконец отпер и отошел в сторону.

Гость робко посмотрел на меня, прижимая к груди корзину с фруктами.

По верхней виноградине ползла божья коровка. Взобравшись на самый верх сочной горки, она резко раскинула в стороны красно-черные надкрылья, озорно зажужжала и взлетела вверх, ткнувшись в лоб гостя.

Потом разобралась, что к чему, побродила немного по облупленной выгоревшей коже путника и еще раз взлетела, исчезая в зеленых облаках листвы. Мы оба улыбнулись ей вслед, хотя каждый из нас думал в этот момент о своем.

– Спасибо, - сказал путник.
– Я только сейчас догадался. Ты ведь с самого начала знал, что я уйду. И специально разговаривал со мной.

Готовил меня к... этому. С-скажи, ты не знаешь, что там?

– Думаю, ничего страшного, - чистосердечно ответил я.
– Просто дорога.

– Да, - задумчиво сказал путник.
– Просто дорога. Просто еще одна дорога. Сколько их было? И сколько их еще будет? Просто еще одна дорога.

Он поставил корзинку на землю и обнял меня: - Спасибо.

Помолчал, потом тихо сказал еще раз: - Спасибо!

Гость наклонился за корзинкой, когда внезапная мысль пришла ему в голову: - Ты... ты забираешь все, что мы приносим с собой... в душах. Это, наверное, очень тяжело.

– Наверное, - сказал я.
– Но я уже привык. Ступай.

– Да, - согласился он.
– Пора.

Путник сделал шаг к калитке, потом обернулся:

– Знаешь, когда-нибудь и ты сможешь уйти отсюда. Обязательно. Иначе не бывает - не должно быть.

"То же самое ты говорил в прошлый раз, - подумал я.
– И другие тоже говорят это. А потом приходят снова, и уходят снова, и снова говорят эти слова. И даже если все вы не правы...
– мне достаточно этих ваших слов".

А вслух я только сказал "спасибо" и легонько подтолкнул его в спину.

Он улыбнулся мне и шагнул наружу.

Я постоял, слушая, как затихают его шаги. Потом запер калитку и отправился на крыльцо выкурить свою утреннюю трубочку. Заодно нужно было приготовить кашу и бульон, к обеду наверняка появятся новые гости.

Где-то вверху, в кронах деревьев, озорно жужжа, летела божья коровка; устала, шлепнулась мне на плечо. И мы вместе пошли на крыльцо ждать гостей.