Единственная наследница
Шрифт:
– Я сам схожу поговорить с ним, – сказал Чезаре решительно.
– Ты? – Мать удивилась, потому что считала его еще ребенком.
– Я. – Он был спокоен и решителен, опираясь руками о стол, и этой позой напоминал ей отца.
– По сути, ты теперь глава семьи, – задумчиво сказала Эльвира.
И в самом деле, после смерти отца парень очень повзрослел – в нем уже много было от настоящего мужчины.
– Когда ты пойдешь? – спросила она.
– Сейчас же, немедленно. – Чезаре поднялся и вышел.
Мать и дочь поглядели друг
Глава 6
– Проходи, садись.
Энрико Пессина сидел за столом под окном и ел из миски фасоль со свининой. Хозяин тоже жил в бараке, одном из двух, которыми владел. Он занимал в нем квартирку с отдельным входом, но маленькую и запущенную, как часто бывает у старых холостяков.
– Я не помешал? – Чезаре потерял часть своей уверенности и нервно теребил в руках шапку.
– Мешать ты мне не мешаешь, – сказал хозяин, продолжая жадно поглощать еду. – Мне редко случается есть в компании. Люди говорят, что я ем, как волк. Кому какое дело? Я ем три раза в день и ем то, что хочу. Они же… Хочешь, присоединяйся, – пригласил он парня за стол.
– Нет, синьор Пессина, спасибо. Я уже поел.
В другом случае Чезаре почувствовал бы, как у него слюнки потекли от такого лакомого блюда, но в этот момент язык присох к небу.
– Но не фасоль же со свининой, я думаю. Со двора доносились голоса и уличный шум.
– Поленту, – признался он.
– Когда-то я ее тоже немало поел. Бывает, и сейчас иной раз попробую, чтобы вспомнить прежние времена. – Он отложил ложку, налил большой стакан красного вина из запыленной бутылки, выпил большими глотками и прищелкнул языком. Потом вытер губы тыльной стороной руки и шумно рыгнул. – Ну, давай, возьми стакан там, над раковиной. Я угощаю – выпей со мной.
Парень послушно подошел к раковине и взял стакан, по краю которого ползали мухи.
– Спасибо, синьор Пессина, – сказал он, возвращаясь к столу, за которым ел хозяин.
Тот налил ему на донышко немного вина, посмотрел испытующе на парня, подумал и долил еще чуток.
– Садись и пей, – сказал он милостивым тоном. Чезаре сел и поднес стакан к губам. Вино было хорошее, густое и сразу, с первого же глотка, взбодрило.
– Ну как, ничего? – Пессина глядел с удовлетворением человека, совершившего милосердный поступок и ожидающего благодарности за него.
– Нормально, – согласился Чезаре, которому не хотелось слишком уж унижаться перед ним.
– Так-так, – протянул Пессина, слегка недовольный. – Ну и что же, дружочек, привело тебя ко мне?
– Я из-за платы. – Чезаре глотнул еще из стакана, но вино застревало у него в горле.
– Ты принес деньги? – спросил тот без церемоний.
– Я пришел сказать вам, что денег у нас нет.
– Это мне уже сказала твоя мать.
Пессина
– Я знаю.
Чезаре уже ненавидел его, но не за то, что он так отвратительно ел, а за то, что ломал комедию, в то время как все они по его милости могли очутиться на улице.
– Как бы там ни было, я дал вам два дня времени. – Он играл с ним, как кошка с мышью.
– У нас не будет денег и через два дня. За этот срок нам денег не достать.
– А что я могу сделать? – Пессина подмигнул своими маленькими припухшими глазками грабителя и пригладил седоватые усы.
– Подождите неделю. Максимум две недели. Разве это так много?
– Ты думаешь, если бы я мог, я бы этого не сделал? – Он вытер рот рукавом пиджака.
– Не знаю, – сказал Чезаре, хотя был убежден, что, если бы тот захотел, то мог бы ждать и два года. – Вы ведь богатый человек.
Энрико Пессина тяжело откинулся на спинку стула, достал тосканскую сигару, неторопливо обнюхал ее и наконец сунул в рот.
– Легко сказать, богат. Послушать, что про меня болтают, так здесь припрятаны мешки золотых монет, – сказал он, сладострастно посасывая дымящуюся сигару. – Хотя никто никогда их не видел. Грех, конечно, жаловаться на свою жизнь, и все-таки, ох… Говорят, что я занимаюсь ростовщичеством, плюют на землю, когда я прохожу, и отворачиваются в другую сторону. А потом сами же приходят ко мне и плачутся, чтобы дал хоть что-нибудь под залог. Я делаю свои дела. Я всегда возвращал заложенную вещь, когда мне отдавали долг. Но чего же они хотят? Чтобы я вечно одалживал бесплатно людям, которые никогда не возвращают долгов?
Пессина вытащил из жилетного кармана серебряные часы с эмалевым циферблатом и римскими цифрами. На крышке была выгравирована фигура женщины в тунике, с развевающимися волосами и повязкой на глазах. Он нажал на кнопку, крышка открылась, и механизм начал вызванивать приятную мелодию. Пессина поглядел на эмалевый циферблат, потом на парня, ожидая выражения изумления, но Чезаре притворился равнодушным.
– Но если человек не может… – возразил он. Он знал, в какой нищете живут эти люди, и не мог согласиться с хозяином.
– Ну что ж, конечно, – кивнул Пессина, разочарованно убирая часы. – Самый честный человек на свете не может заплатить долг, если у него нет денег. Но на это есть закон. Закон божий и закон мирской. – Он продолжал курить свою тосканскую сигару, с видимым удовольствием попыхивая дымком. – Перед богом все мы равны, но в нашем мире, запомни это, за все надо платить. Я не могу дать тебе что-то, если ты не дашь мне чего-нибудь взамен.
– Мы хотим заплатить. – Чезаре чувствовал глубокое отвращение к этому человеку, хотя и понимал, что зло было не в нем самом, а в каких-то несправедливых законах, по которым устроен сам мир. – Мы только просим отсрочки в две недели вместо двух дней. Какая вам разница?