Единственная наследница

Модиньяни Ева

Я надрывалась, чтобы вырастить тебя, в течение пяти лет, прежде чем простила Чезаре. И когда я наконец приняла великое решение, он мне сказал: «Я не сомневаюсь, Анна – моя дочь». Я же в тот момент уже не сомневалась в том, что ты дочь Немезио. У тебя зеленые глаза Мильковича, а не голубые Больдрани. Чезаре не верил в это – он дал тебе свое имя и умолял меня стать его женой. Но я не согласилась. В тот день на лугу среди нарциссов я стала для него сукой. Хотя мгновением раньше я была мадонной, и он ради меня спустил бы звезды с небес.

Что-то непоправимое случилось тогда, что-то изменило

мое отношение к нему. Не случись этого, я, конечно, вышла бы замуж за него. Он человек исключительный, Чезаре Больдрани. К тому же в то время я была зла на моего мужа. После войны он вернулся, нашел меня, чтобы увезти, подумай-ка, в Бразилию, где неплохо устроился. Ты бы сказала, – заключила она со слабой улыбкой, – что эта хитрая бабенка держала на крючке сразу двоих самых желанных и удивительных мужчин в мире».

Анна посмотрела на свои зеленые глаза, отражающиеся в зеркале, освещенном лампой дневного света: определенно, это не были глаза Больдрани. Она встала, закрыла краны, сняла халат и вошла в ванну, отдавшись невыразимой ласке горячей благоуханной воды.

– Зеленые и голубые, – прошептала она с горечью. – Милькович и Больдрани. Циркач и король. – Она не считала бесчестьем для себя быть дочерью донкихотствующего бродяги, но она уже привыкла считать себя наследницей великого Чезаре Больдрани. А теперь возникает прохвост-министр, спекулирующий строительными участками, военными заказами, нефтью, который угрожает смешать ее с грязью из-за этой истории, в которой нет никакой ее вины. – Ты оставила мне крупную неприятность, мама, – вслух сказала она.

Она подумала о Сильвии, вспомнила робкую неуверенность, с которой та возникла за пилястром в церкви Сан-Бабила, снова увидела ее униженную, ждущую прощения и примирения. И она, Анна, забыв прошлое, великодушно простила ее после двадцати лет изгнания. Но если бы эта история о двух отцах сделалась достоянием гласности, Сильвия тоже могла бы взять реванш. И по-своему она была бы права. Но она не единственная, кому этот скандал на руку.

Телефон рядом с ванной издал мелодичный сигнал. Анна взяла трубку и ответила. Это был Арриго, который звонил ей из Рима.

– Я помешал? – спросил он.

– Нет, дорогой, что ты, – ответила Анна. – Я в ванне. – Потом добавила: – Мне жаль за сегодняшнее. Но я не хотела никого видеть.

– Понимаю тебя, – согласился он. – Я, наверное, должен был остаться?

– Нет, – сказала она. – Ты хорошо сделал, что вернулся в Рим. Который час?

– Почти полночь. Я надеялся увидеть тебя сегодня.

– Я уже сказала тебе, что мне очень жаль.

– Ребята тоже надеялись увидеть тебя, – настаивал он. – Какие у тебя планы?

– Не знаю, дорогой. Возможно, завтра вернусь в Милан. А может, и нет. Мне тоже хочется побыть немного с детьми, тем более что и они хотят этого. Но мне нужно разрешить пару проблем и кое о чем подумать.

– Оставь ты эти проблемы своим адвокатам, – сказал он. Это был совет, но также и знак недоверия к ее деловым способностям.

– Когда мне понадобится твоя помощь, я обращусь к тебе, – ответила Анна. – Сейчас же я страшно устала, у меня слипаются глаза, и я не хотела бы уснуть прямо в ванне.

– Мне кажется, у Марии какие-то проблемы. – Когда ему хотелось

продлить разговор, он всегда переводил его на дочь. Мария была самая беспокойная из детей: чем-то похожая на бабушку, она взяла от нее не только имя, но и непреклонность характера, что не обещало ей легкой жизни. – Было бы неплохо, если бы ты поговорила с ней.

– Да, дорогой… конечно, дорогой, – она повесила трубку, пожелав ему спокойной ночи.

Со вздохом облегчения она вышла из ванны, тщательно вытерлась, расчесала волосы энергичными движениями расчески и вошла в синюю комнату. Постель была уже приготовлена. Она улеглась в нее в предвкушении сна, с удовольствием ощущая простыни из тончайшего полотна, которые сама заказывала во Флоренции в мастерской Эмилии Беллини, удобно устроилась на подушках и крепко уснула.

АННА. 1944

Глава 1

– Я правильно делаю, – защищалась Анна, готовая разреветься, но продолжая нападать. Маленькая, с живым и подвижным лицом, с изящным носиком и зелеными блестящими глазами, она не хотела уступать брату и, топая ножкой, спорила с ним.

– Нет, не правильно, – наседал на нее Джулио. Ему исполнилось шесть лет, на два года больше, чем сестре; у него были светло-карие материнские глаза и каштановые волосы Немезио. С высоты своего жизненного опыта он считал себя вправе руководить работой. – Шарики, которые ты делаешь, не высохнут никогда.

Анна поднялась, обошла вокруг ведра и встала напротив брата, уперев руки в бока, как делала бабушка Вера.

– Я меньше тебя, – начала перечислять она, – и руки у меня меньше. И сила меньше. И шарики, которые делаю я, меньше твоих.

– Ты только болтать умеешь, – отпарировал Джулио.

Анна снова уселась рядом с братом в углу кухни, под окном, выходившим во двор, и они принялись выуживать из старого цинкового ведра пригоршни кашицы, сделанной из старых рваных газет, размоченных в воде. Из этого месива они делали шарики, которые, если их плотно скрутить и просушить, оказывались неплохим топливом для печки. Найти дрова или уголь было трудно, да и стоили они дорого. Поэтому Джулио, Анна и другие дети из их квартала выискивали на свалках газеты, которыми и топились в комнатах небольшие железные печки.

Бабушка Вера, несмотря на мороз, отправилась к мессе. Был Новый, 1945 год, и на снегу, который выпал между днем святого Амброджо [14] и Рождеством, играло солнце. Небо было ясным, и воздух казался хрустальным.

Мария жила в постоянном страхе воздушной тревоги: она никак не могла привыкнуть к вою сирен. Самые тяжелые бомбардировки пришлись на 1942 и 1943 годы: тогда пострадали театр Ла Скала, галерея Брера, корсо Виктора Эммануила, площадь Сан-Бабила, даже шпили собора были в опасности. Но самым страшным потрясением стало уничтожение школы Горла, под обломками которой нашли почти триста погибших детей.

14

День святого Амброджо, покровителя Милана, празднуется 7 декабря.