Единственная ночь
Шрифт:
Но даже второе предположение заинтересовало его. Притом заинтересовало не на шутку. Его орган затвердел, как камень.
Логика подсказывала ему, что пара поцелуев тут ни при чем. Ведь он не мальчишка-подросток. К объятиям и поцелуям на диване он давным-давно привык.
Совершенно верно.
Глава 8
Рейф проснулся на рассвете от прикосновения холодного и мокрого носа к босой ступне. Вздрогнув, он рывком сел.
– Су… – Он хотел было выругаться, но увидел Уинстона и сдержался. – Этим тебя не оскорбишь: ты
Уинстон ответил ему многозначительным взглядом.
– Все шло прекрасно, пока ты не вздумал поиграть в сторожевого пса.
Уинстон отвернулся и трусцой двинулся к двери. Там он сел и пристально уставился на Рейфа.
– Ладно-ладно, я все понял.
Рейф откинул одеяло и вскочил. Брюки и рубашку он нашел сразу, а туфли обнаружил в пыли под кроватью.
– Ну все, идем.
Они вышли из дома навстречу сырому и туманному утру. Уинстон ловко спрыгнул к крыльца и направился прямиком к кустам у края веранды. Рейф по извилистой тропке дошел до дощатого ящика, в котором стояли мусорные баки. Возле ящика он ничего не увидел, на деревянной крышке не заметил следов когтей.
Покончив со своими делами, Уинстон тоже подбежал к ящику и обнюхал его. Рейф наблюдал за ним.
Уинстон слегка пофыркивал, но особого интереса к ящику не проявил. Через пару минут он рысцой побежал по дорожке к деревьям, отделяющим дом и сад от неширокого шоссе.
Рейф последовал за ним, осматривая каждое дерево и камень, возле которых останавливался пес. Но нигде Уинстон не задерживался надолго. У шоссе Рейф решил, что пора возвращаться.
– Ханна съест меня живьем, если узнает, что я позволил тебе резвиться на проезжей части, – заявил он, хотя в этот час шоссе было пустынным.
Уинстон пропустил его слова мимо ушей. Рейф пришел к выводу, что виной тому либо изысканное воспитание, либо влияние Ханны. Он склонялся к последней версии.
– А ну иди сюда! – Рейф шагнул вперед, пытаясь схватить Уинстона за ошейник.
Но Уинстон даже не попытался выбежать на шоссе. У самого поребрика он повернул налево и чуть поодаль принялся деловито обнюхивать землю под деревьями.
– Похоже, ты все-таки соображаешь, что делаешь, – заключил Рейф.
Уинстон перебегал от одного дерева к другому, обнюхивая каждое, но нигде не задерживаясь. Наконец он задрал лапу. Закончив, он повернулся к Рейфу с удовлетворенным видом.
Рейф осмотрел помеченное псом дерево, присел на корточки, присмотрелся, но на гальке под деревом не осталось никаких следов. Возможно, их и не было.
Он перевел взгляд на Уинстона, который вопросительно следил за ним.
– Знаешь, будь у меня твой нюх и мои мозги, я был бы великим сыщиком.
Уинстон ответил движением, которое наверняка заменяло ему пожатие плечами, и заспешил обратно к дому.
Рейф выпрямился и уже был готов последовать за псом, как вдруг заметил краем глаза блеск серебристой фольги. Возле дерева, помеченного Уинстоном, валялся скомканный фантик.
Находка так себе. Фантик могло занести ветром откуда угодно. Его могли выбросить из проезжающей машины. Он мог вывалиться из грузовика с мусором.
Или из рук человека, который вчера ночью стоял под этим деревом.
Подобрав фантик, Рейф вернулся к дому, где на подъездной дорожке оставил
– Когда-то я всегда возил с собой запасную бритву – на всякий случай, – объяснил он, захлопнул дверцу и сунул ключи в карман. – А потом отвык.
Рейф вдруг осознал, что после развода его личная жизнь сошла на нет – должно быть, потому, что ему было не до этого. Хватало и других дел.
По пути к крыльцу он остановился и сорвал несколько веточек мяты, растущей возле садового крана.
В доме он первым делом зашел в ванную на первом этаже и убедился, что никто из Хартов мужского пола не оставил в доме бритвы.
– Вопиющая непредусмотрительность, – обратился он к Уинстону. – С другой стороны, чего еще ждать от Хартов?
На втором этаже было тихо. Рейф прошел на кухню и заглянул в шкафы, где нашел обычный набор древних приправ и специй, какие обычно оставляют на дачах. Соль, перец, сахар, полупустая бутылка ванильного экстракта, целая банка кленового сиропа. Сироп оказался настоящим, а не подкрашенной карамелью водой с сахаром.
Выставив на стол ваниль и сироп, он сунулся в холодильник и убедился, что яйца и молоко свежие, а деревенский хлеб из муки грубого помола, испеченный приверженцами «нью-эйдж» в пекарне на набережной, – позавчерашний.
В самый раз.
Платье невесты было велико размера на три. Она в отчаянии попыталась заколоть его булавками, но безуспешно. Что бы она ни предприняла, платье все равно будет казаться мешковатым. Клиентка плакала. Жених то и дело поглядывал на часы.
Последовав его примеру, она ахнула: прием должен начаться через несколько минут! Но устроители банкета еще не прибыли. Столы никто не расставил. Цветы увяли. Открыв ящик с заказанным заранее дорогим шампанским, она обнаружила внутри эликсир для полоскания рта. И музыканты безнадежно опаздывали.
В довершение всего что-то случилось с залом. Прием был назначен в бальном зале элегантного особняка на холме над городом. А она очутилась в пустом складе без единого окна.
Аппетитный запах какого-то изумительного кушанья отвлекал ее отдел. Она вдруг поняла, что зверски проголодалась, но не позволила себе бросить клиентов только потому, что ей вздумалось перекусить. В конце концов, она же профессионал в своем деле…
Ханна проснулась внезапно и обнаружила, что смотрит на непроницаемый туман за окном. Только через несколько секунд она поняла, что находится в Эклипс-Бей, а не в Портленде и все ее попытки превратить катастрофу в настоящую свадьбу – всего лишь сон.
Потом она унюхала изысканный аромат, плывущий из кухни. И мгновенно вскочила.
Рейф! Он не исчез рано утром, пока она еще спала. Он остался у нее и теперь хозяйничал на кухне. А она так надеялась, что он ускользнет ни свет ни заря!
Она взглянула на кровать, но Уинстон куда-то подевался. Что случилось с ее преданным другом?
Дурацкий вопрос, тут же решила Ханна. Конечно, Уинстон – удивительное существо, но все-таки он пес. Его наверняка приманил запах еды.
Она босиком прошлепала в ванную, стараясь забыть о тревожном сне. Сновидения об ужасной свадьбе со множеством накладок преследовали ее с тех пор, как она решила продать свое агентство.