Единственная
Шрифт:
И с этими словами я зашагала прочь, злясь на Максона за то, что так вывел меня из себя… и на себя саму за то, что еще больше все испортила.
Глава 8
Дворец на глазах преображался. Практически за одну ночь вдоль коридоров первого этажа выросли пышные рождественские елки, лестницы украсились гирляндами, а к традиционным букетам добавились ветки падуба и омелы. Тем страннее было, открывая окно, ощущать практически по-летнему теплый воздух. Интересно, нельзя ли устроить какую-нибудь имитацию снега? Наверное,
А может, и нет.
Шли дни. Я старалась не слишком переживать из-за того, что Максон теперь вел себя именно так, как я порекомендовала ему, но чем прохладней становились наши отношения, тем больше я жалела о своей гордости. Наверное, это было неминуемо. У меня был настоящий талант говорить не то, что нужно, и делать неправильный выбор. Даже если Максон действительно тот, кто мне нужен, я ни за что не смогу держать себя в руках настолько долго, чтобы это стало реальностью.
Я завела привычку гулять днем по дворцу. Теперь, когда о том, чтобы выйти в сад, не могло быть и речи, в Женском зале я чувствовала себя запертой в четырех стенах.
Именно во время одной из таких прогулок я и почувствовала какую-то неуловимую перемену. Всех вокруг точно подменили. Гвардейцы, навытяжку стоявшие на часах, казались еще более неподвижными, а служанки, сновавшие вокруг, ускоряли шаг. Даже мне самой неожиданно стало как-то не по себе, словно мое присутствие здесь вдруг ни с того ни с сего стало нежелательным. Прежде чем я успела докопаться до причин этого чувства, из-за угла показался король в сопровождении небольшой свиты.
И все мгновенно встало на свои места. В его отсутствие дворец ожил, а теперь, когда он вернулся, мы все снова стали игрушками в его руках. Ничего удивительного, что повстанцы-северяне с нетерпением ждали, когда на престол взойдет Максон.
Я сделала книксен. Король на ходу вскинул руку, и сопровождавшие его остановились, образовав вокруг нас небольшое пространство, в котором можно было поговорить.
— Леди Америка. Я вижу, вы по-прежнему с нами, — произнес он.
Его улыбка и эти слова никак не вязались друг с другом.
— Да, ваше величество.
— Ну и как вы вели себя в мое отсутствие?
— Тише воды ниже травы, — улыбнулась я.
— Вот и славно. — Он двинулся было прочь, но потом что-то вспомнил и вернулся. — Я обратил внимание, что из оставшихся девушек вы единственная до сих пор получаете плату за участие. Элиза добровольно отказалась от содержания, когда были прекращены выплаты Двойкам и Тройкам.
Это меня не удивило. Элиза была Четверкой, но ее семье принадлежала сеть фешенебельных отелей. Они, в отличие от лавочников в Каролине, вовсе не нуждались в деньгах.
— Я считаю, этому следует положить конец, — заявил он, отрывая меня от размышлений.
У меня вытянулось лицо.
— Если, конечно, вы не находитесь здесь ради этих выплат, а не потому, что любите моего сына. — Он сверлил меня взглядом, точно хотел, чтобы я бросилась возражать.
— Вы правы, — произнесла я, ненавидя себя за то чувство, которые вызвали во мне эти слова. — Это будет только справедливо.
Он был явно разочарован такой покладистостью.
— Я немедленно отдам распоряжение, — сказал он и зашагал прочь.
А
Я открыла дверь в свою комнату, и впервые за все время мои служанки даже не повернули головы в мою сторону. Все трое сгрудились в углу, склонившись над платьем, которое шили, и пытались выяснить, кто виноват в том, что оно до сих пор не готово.
— Люси, ты же обещала, что закончишь подрубать его еще вчера вечером, — наседала на нее Энн. — Даже ушла пораньше.
— Знаю, знаю. Я отвлеклась на другие дела. Сейчас быстренько все доделаю.
Вид у нее был умоляющий. Люси была слишком ранимой, и резковатая Энн порой доводила ее до слез.
— Что-то в последнее время ты слишком часто отвлекаешься, — сухо заметила Энн.
— Успокойтесь, — вскинула руки Мэри. — Дайте сюда платье, пока не испортили.
— Простите, — сказала Люси. — Я сию секунду все доделаю.
— Что с тобой творится? — осведомилась Энн. — Ты очень странно себя ведешь.
Люси вскинула на нее глаза, в которых застыл страх. В чем бы ни заключался ее секрет, она до смерти боялась выболтать его.
Я кашлянула.
Все трое как по команде повернули головы в мою сторону и по очереди сделали книксен.
— Я не знаю, что происходит, — сказала я, подходя к ним, — но очень сомневаюсь, чтобы королевским горничным пристало друг с другом ругаться. И потом, если надо делать дело, вы только зря теряете время на препирательства.
Энн, все еще не остыв, наставила на Люси палец:
— Но она…
Я жестом заставила ее умолкнуть. К моему изумлению, она подчинилась.
— Хватит ругаться. Люси, иди-ка ты шить в мастерскую. Нам всем сейчас не мешало бы спокойно подумать.
Люси подхватила ворох ткани и практически выскочила за дверь, радуясь поводу сбежать. Энн проводила ее недовольным взглядом. Мэри была явно встревожена, однако дисциплинированно взялась за работу, не проронив ни единого слова.
Очень скоро я поняла, что из-за мрачной атмосферы в комнате не могу ни на чем сосредоточиться. Взяв бумагу и ручку, я вернулась на первый этаж. Не знаю, права ли я была, когда отправила Люси вниз. Может, если бы она осталась, они как-нибудь разобрались бы друг с другом. Наверное, не стоило лезть в их дела. Как бы они теперь не передумали помогать мне, я ведь никогда прежде не командовала ими.
Перед дверями в Женский зал я остановилась. Туда меня тоже не очень тянуло. Я пошла дальше по коридору. По пути мне попался укромный уголок со скамьей. Замечательно. Я сбегала в библиотеку, взяла первую попавшуюся под руку книгу, чтобы на ней писать, и вернулась обратно. Устроившись на скамье, я обнаружила, что из коридора меня практически не видно из-за большого цветка в кадке. Широкое окно выходило в сад, и на мгновение дворец перестал казаться клеткой. Я смотрела, как за окном порхают птицы, и пыталась придумать, как бы помягче сообщить родителям, что чеков больше не будет.