Единственная
Шрифт:
Правду знали очень немногие.
– Не в армии и не на флоте.
– В каком же полку?
– Теоретически – в одном из гвардейских.
– А на самом деле?
Если он не откроется, она не поймет остального. Пенелопа нахмурилась.
– Где ты был все эти годы?
– В Тулузе.
Она озабоченно свела брови.
– У родственников матери? Чарлз покачал головой:
– Они из Ланде. Примерно на таком же расстоянии, только к югу. Так что моя смуглая кожа и акцент были вполне приемлемы. Кроме того, в тех местах меня никто не знал, и я находился в сравнительной
Она, кажется, начинала что-то понимать. Глаза затуманились, лицо стало задумчивым, но она тут же опомнилась и возмущенно воскликнула:
– Значит, ты был шпионом?!
Он давно привык к подобному отношению и поэтому даже глазом не моргнул.
– Неофициальным агентом правительства его величества.
Котелок выбрал именно этот момент, чтобы закипеть. Его слова звучали небрежно, почти цинично, но Чарлзу вдруг очень захотелось выпить чаю.
Пенни поднялась, все еще глядя на него, слегка приоткрыв губы. Ему показалось, что глаза у нее круглые, но он так и не смог прочитать, что кроется в ее взгляде. Потом она отвернулась, схватила котелок и налила кипящую воду в чайник, после чего оставила чай завариваться.
Пенни снова вернулась к столу, вытерла руки о бриджи и медленно уселась. На этот раз она подалась вперед: теперь свет отражался в ее глазах.
– Все эти годы?
До этого момента он не знал, как она отреагирует: устрашится ли бесчестия, которым многие считали профессию шпиона, или все поймет.
Она поняла. И испугалась за него. Не того, что он делал.
Огромная тяжесть упала с его плеч. Он глубоко вздохнул, легонько пожал плечами:
– Кто-то должен был это делать.
– Но с каких пор?!
– Меня завербовали, как только я появился в полку.
– Но тебе было только двадцать! – ахнула она.
– Я был также наполовину французом, выглядел настоящим французом, говорил, как уроженец юга, и мог легко сойти за француза. И… вполне созрел для любого безумия.
Он никогда не признается в том, что причиной этого безумия отчасти была она.
– Но…
Она пыталась осознать сказанное. Чарлз вздохнул.
– Тогда пробраться во Францию было очень легко. Всего через несколько месяцев я вполне обжился в чужой стране. Очередной французский бизнесмен, перебравшийся в Тулузу, только и всего.
Пенни критически покачала головой:
– Но ты смотришься… и ведешь себя как настоящий аристократ. Высокомерие – неотъемлемая часть твоей натуры.
Он широко улыбнулся:
– Я выдавал себя за незаконного отпрыска благородной, но уже несуществующей семьи, на фамильных могилах которой с радостью сплясал бы тарантеллу.
Пенни, немного подумав, кивнула:
– Пожалуй, верно. И что потом?
– Я добивался благосклонности каждого высокопоставленного военного и гражданского сановника и собирал любую информацию, какую только смог добыть.
Единственный вопрос, на который он не собирался отвечать, – каким образом ему все это удавалось. Но она не спросила.
– Значит, ты отсылал полученные сведения, но сам оставался там все это время?
– Да.
Она поднялась, принесла чайник и стала разливать
– И когда стало ясно, как успешно идет работа и как ловко я способен проникать в высшие круги, ставки повысились, и бегство показалось слишком рискованным. Французы должны были поверить, что я всегда на месте, всегда рядом. Никаких вопросов, где был я в то или иное время.
Оставив чайник на раковине, она вернулась на место.
– Значит, именно поэтому ты не приехал на похороны Джеймса?
– Я сумел улизнуть на похороны отца и Фредерика, но когда убили Джеймса, силы Веллингтона подходили к Тулузе, и мне было жизненно важно оставаться в городе.
Фредерик, старший брат Чарлза, сломал шею на охоте. Джеймс, средний, унаследовавший титул Фредерика, утонул, катаясь на лодке. Он, Чарлз, был всего лишь третьим сыном шестого графа и все же волею судьбы нынче сам стал девятым графом Лостуителом. Один из капризов фортуны, улыбнувшейся ему.
Пенни кивнула и, отведя глаза, пригубила чай.
– А ты был при Ватерлоо? – неожиданно спросила она. Чарлз поколебался… но очень уж хотелось услышать от нее правду – всю правду.
– За линией французских войск. Вел людей, таких же, как я, наполовину французов, чтобы присоединиться к тулузскому отряду, оборонявшему артиллерию на холме, выходившем на поле сражения.
– Ты остановил орудийный огонь?
– За этим мы туда и пришли.
– Помешать французам убивать наших людей, – утвердительно кивнула она.
Убивая других…
Последние слова он оставил невысказанными.
– Но после Ватерлоо ты продал патент.
– У правительства больше не было нужды в нас… агентах вроде меня. И меня ждали другие обязанности.
Она чуть скривила губы.
– И никто, включая тебя, не предполагал, что эти обязанности выпали на твою долю.
Она права. Графский титул свалился на него, самого необузданного, наименее подходящего для такой чести третьего сына.
Пенни продолжала изучать его.
– И каково это – быть графом? – усмехнулась она. Черт побери, у нее всегда была эта невероятная способность ужалить в самое чувствительное место!
– Странно, – буркнул он, глядя в полупустую чашку. Невозможно объяснить чувство, охватившее его, когда он поднялся на крыльцо и вошел в массивную парадную дверь. Графский титул и поместье теперь принадлежали ему, а вместе с ними – и неотъемлемые обязанности, связанные с управлением делами, ибо Эбби был не просто его родным домом, но домом его предков, местом, в котором его семья имела глубочайшие корни. Теперь на его долю выпало защищать и оберегать все это, с тем чтобы позже видеть, как владения переходят к следующему поколению не просто нетронутыми, но процветающими.