Единственный ответ
Шрифт:
— Дыши, Овета. Дыши.
Нам с Моникой было тяжело придумать имя для нашей дочери. После поисков в течение нескольких дней мы, наконец, решили назвать ее Овета в честь Оветы Калп Хобби. Первого министра образования, здравоохранения и социального обеспечения США. Для нашего ребенка было логичным иметь политическое имя, которое имело отношение к образованию, потому что мы познакомились в колледже.
— Давай, Овета. Ты можешь это сделать. — Как только я произнес эти слова, Овета тяжело вздохнула, а затем
— Она дышит. Она в порядке, — прошептала Моника, по ее лицу текли слезы.
— Она прекрасна, — прошептал я, целуя лоб Моники, затем наклонился, чтобы поцеловать дочь.
— Вы хотите перерезать пуповину? — спросил доктор Штадтлер, протягивая мне ножницы.
— Конечно, — сказал я и перерезал пуповину.
Я встал и посмотрел на Монику, когда ее глаза остекленели.
— Мон? Ты в порядке?
Ее глаза закатились. Громкий звуковой сигнал прозвучал из монитора.
— Моника?
— Свертывание крови! — кричала медсестра.
Мир двигался как в замедленной съемке.
Пришла одна медсестра и положила нашу новорожденную девочку в теплую кроватку, в то время как другая группа медсестер ворвалась в комнату. На лицо Моники надели кислородную маску, и доктор начал давить на ее живот, когда большие кровяные сгустки упали на пол под ней.
— Моника? — закричал я, когда меня оттолкнула другая медсестра.
— Что происходит? — спросил я, проводя пальцами по волосам, ожидая, когда кто-нибудь заговорит со мной.
— Сейчас она теряет много крови, поэтому мы пытаемся вытащить все сгустки. Если кровотечение не остановится, нам, возможно, понадобится переливание крови, — тихо заговорила со мной остановившаяся медсестра.
Я смотрел на Монику. Ее закрытые глаза. Кислородную маску на лице. Затем я посмотрел на свою милую маленькую дочку, которая лежала и плакала, удивляясь, где ее семья.
— С ней все будет хорошо? С ними все будет в порядке? — спросил я, сглотнув комок в горле.
Медсестра слегка улыбнулась.
— Все будет хорошо, мистер Чапмен.
Я сидел у кровати Моники, желая, чтобы ее глаза открылись. Мы говорили о том, что нужно кормить грудью Овету, но из-за потерянной крови Монике не хватало энергии или железа, чтобы сделать это. Не говоря уже о том, чтобы проснуться. Она спала часами.
Качая нашу маленькую девочку и кормя ее из бутылки, я больше всего хотел, чтобы Моника проснулась. Я не часто молился даже в церкви, но сейчас я молился невероятно сильно молился в надежде, что кто-нибудь услышит.
— Тебе идет отцовство, — сказал скрипучий голос.
Я поднял голову и увидел, что Моника смотрит на нас.
— Моника, ты очнулась!
Она улыбнулась.
— Едва. Это были адские роды.
— Да уж. Так и было. — Я погладил ее волосы свободной рукой. —
Я повернул нашу закутанную маленькую девочку к ней. Голубые глаза Оветы расширились, когда она высунула свою круглую голову из одеяла, в которое было завернута.
— Ты же понимаешь, что я все это подстроила, чтобы не менять первый подгузник, верно? — сказала Моника.
Я покачал головой.
— Должен был догадаться.
Тяжело сглотнув, я облизнул губы. Я готовился к тому, что собирался сказать, с того момента, как увидел, что обе наши жизни промелькнули перед глазами. Я думал, что потеряю ее. Я не хотел снова чувствовать это.
— Моника, мы мало говорили о свадьбе, но как ты относишься к этому сейчас? День свадьбы и день рождения? — спросил я.
Она подняла брови.
— Ты не можешь быть серьезным.
Я кивнул.
— Послушай, я могу все устроить. Мы можем подготовить все сегодня в часовне. Я уже поговорил с несколькими медсестрами об этом.
Она облизнула губы.
— Это звучит безумно. Разве ты не хотел большую свадьбу. Дом у озера Чапменов и все друзья губернатора?
Я покачал головой.
— Никакая роскошь и обстоятельства не имеют значения. Для меня важно знать, что ты станешь моей женой. Что у нас семья. Что я могу покинуть эту больницу с женой и дочерью. Что скажешь?
Она вздохнула и медленно моргнула. Я не был уверен, что она действительно собирается дать мне ответ, который я хотел услышать, пока она не улыбнулась.
— Похоже, у вас много дел, мистер Чапмен.
В течение нескольких коротких часов мама наполнила больничную часовню цветами, нашими самыми близкими друзьями и семьей. Мама Моники договорилась с больницей, чтобы мы получили все необходимые разрешения, а Мелани нашла белое платье, которое мне не разрешили увидеть.
— Ты сумасшедший, раз делаешь все это, Чапмен, — сказал Джон, поправляя галстук, когда мы ввалились в маленькую комнату прямо за часовней.
— Это то, что ты делаешь, когда любишь кого-то, — сказал я, пожимая плечами.
Он сжал мое плечо.
— Ты хороший человек, Чапмен.
Трипп кивнул, хлопнув Джона по спине.
— Он всегда был лучшим.
Тригг свернул за угол и постучал в дверь, чтобы привлечь наше внимание.
— Эй, я не хочу прерывать этот момент, но они собираются везти твою невесту и дочь.
— Ты готов к этому? — спросил Трипп.
— Я был готов с того дня, как встретил ее, — ответил я.
Мы вошли в небольшую часовню, где впереди стоял священник больницы. Скамьи были забиты людьми. Я затаил дыхание, ожидая, когда откроются двери. Из динамиков зазвучала «Wedding Dress» Мэтта Натансона.