Единственный...
Шрифт:
Это еще сильнее раздражало. Пропитывало сознание яростью на Очкарика за то, что она изменила Кириана. Проклятье, Агеластос этого не желал, но не имея возможности что-либо сделать, молча оскалившись, смотрел на то, как его мир рухнул, подобно падающему городу, и Кириан чуть не задохнулся от пыли, забившей все легкие.
Вот только, чуть позже начинал замечать, что стало как-то лучше. Будто его достали из толщи воды и он впервые посмотрел на мир. Впервые дышал и в полной мере чувствовал.
Но даже это сжирало.
Его чувства стали, как оголенные провода. Постоянно
Кириан словно израненный зверь бродил по своей внутренней клетке, за пределы которой не позволял себе выходить, и бился о массивные металлические прутья. Бросался на них.
Впервые в жизни не знал, что сделать.
Как поступить?
Это раздирало сознание на куски. То, что с каждым днем все сильнее хотелось этого чертового Очкарика. Полностью. Без остатка. Забрать Чару себе и изучать ее. Открывать Очкарика для себя и постепенно более ясно понимать, чем она так сильно притягивала. Дышать ею, ведь ее запах пьянил и дурманил. Заставлял жить.
Но так же так сильно хотелось вырвать из сознания мысли о Чаре. Даже несмотря на то, что Агеластос понимал — скорее всего, это уже невозможно. Слишком прочно она там засела.
Эти два желания создавали обезумевший контраст и противостояние, которые в Кириане разожгли войну.
А Очкарик вновь раз за разом отказывала и, дьявол, у нее, оказывается, парень появился. Тот, кто по словам Чары, целовал ее лучше, чем Кириан. Хотелось схватить ее за шкирку и перекинуть через плечо, после чего отнести к себе и, проклятье, поцеловать так, чтобы она никогда в жизни не сказала, что кто-то может быть лучше. Чтобы думала только о Кириане и во всем мире видела исключительно его.
Но с каждым днем они только сильнее отдалялись и ругались. Воздух вокруг них полыхал и казалось, что единственное, что между ними возможно — это ненависть.
Что тогда делать с желанием и остальными пожарающими чувствами? Утихомирить их невозможно. Наоборот, с каждой ссорой и дерзким ответом Окарика они только сильнее бушевали.
Пока что Кириан знал только одно — ему хотелось сломать челюсть ее парню, чтобы больше не смел целовать Чару. Это чертово очкастое создание с острым, как нож языком, принадлежало Агеластосу.
На следующий день Кириан увидел, как Гатис целовал Чару и понял, кому нужно выбивать зубы. Пока он по всем Афинам пытался найти Иерона, который внезапно пропал и на звонки не отвечал, Агеластос думал о том, что он сошел с ума. Кириан знал Гатиса с детства, но был готов разбить ему лицо из-за девушки, которую он только недавно встретил.
Нет, Гатис все равно получил бы по лицу потому, что нехрен трогать то, что уже являлось собственностью Кириана, но все же тут все было куда глобальнее. В обычном случае, Агеластос,
Но в этом случае Агеластосу нужно было прямо срочно найти Гатиса, из-за чего он объезжал те места, в которых часто бывал Иерон и обзванивал тех, кто мог знать, где находился этот ушлепок.
Его не нашел и на взводе поехал к Очкарику. Ее дома не было и он ждал. Как полный идиот четыре часа просидел в своей машине, смотря на ее дом.
Чара вернулась очень поздно и они опять поругались, в следствии чего Кириан оказался в участке. До безумия злой на нее и горящий от ярости. Уже теперь решительно настроенный избавиться от мыслей и чувств к Очкарику. Даже если после этого сознание будет кровоточить и Кириан вернется под толщу воды. Лучше там. Пусть он захлебнется. Кириан предпочитал так, чем быть зависимым от этого чертового создания, которое буквально сводило с ума.
Судя по всему, у Гатиса были знакомые в полиции, которые позвонили ему и сказали, что Кириан у них. Иерон попросил освободить Агеластоса и приехал за ним.
Выходя ночью из участка, Кириан увидел Гатиса. Он стоял около своей машины и ждал парня. Агеластос молча подошел к Иерону, схватил его за шкирку и ударил в живот с такой силой, что Гатис тут же рухнул на землю и некоторое время от боли не мог сделать ни вдоха. Стоял на коленях, одной рукой опираясь о землю, а второй придерживая место которое пылало болью. Хрипел и кашлял.
«Полегчало?» — спросил Гатис, когда боль хоть немного прошла и он сумел сделать первый вдох.
«Нет. Я только начал» — Кириан смотрел на него сверху вниз. Как на ничтожество, которое хотел уничтожить. — «Или ты считаешь, что я все забуду, раз ты забрал меня из участка?»
«Я ничего не считаю» — Гатис, придерживаясь за капот своей машины, поднялся на ноги. — «Твою же мать, я думаю только о том, что я свихнулся. Знаешь, Риан, ты мой брат и друг. Возможно, ты меня таковым не считаешь. Я привык к тому, что ты… специфичен. Ты мало напоминаешь обычных людей и не ценишь их. Но, веришь, я тобой дорожу. Думаешь, что я так сильно хотел лезть к девушке своего брата? Хрен там. Я знал, что после этого буду самой последней мразью и прекрасно понимал, что ты захочешь свернуть мне шею. Но все же я полез к ней»
Гатис сделал судорожный вдох и опять приложил ладонь к ушибленному месту.
«Она не моя девушка» — Каириан приподнял один уголок губ. Оскалился.
«Да, конечно. Не твоя девушка. Просто твоя собственность. Твой Очкарик. Да? — Гатис отвел взгляд в сторону. Сделал еще один глубокий вдох. — Знаешь, сначала я с тебя просто смеялся. Мне было забавно наблюдать, как ты помешался на какой-то простушке. А потом присмотрелся к ней, пытаясь понять, чем вот Это могло зацепить. Много смотрел на нее. Я же и по универу за ней ходил. Сначала заметил, что она довольно симпатичная. Даже более чем. Только очки нужно снять и приодеть. Или вообще раздеть»