Единый
Шрифт:
— Вот он, — сказал Витька, останавливаясь.
Я обошел дольмен слева, потом справа. Вокруг обойти не удалось из-за непролазных зарослей позади массивных камней. Камни поменьше обрисовывали круг.
Да, это самый натуральный Ведьмин круг.
Закрыв глаза, я прислушался к В-токам. Чутье, кажется, ко мне еще не вернулось. Я слышал шелест ветвей сверху и по сторонам, далекий гул автомобилей на трассе, ощущал дуновение легчайшего ветерка — но В-аура никак не воспринималась. Знаки на интерфейсе были размытыми и то и дело пропадали.
Это расстраивало.
—
— Палатку ставить будем? — поинтересовался Витька.
— На фига? Бросай брезент прямо на траву. Сверху кинем матрасы и одеяла. Будем спать под открытым небом. Дождя вроде не предвидится.
Я все же лишний раз задрал голову к небу. Небо в обрамление ветвей деревьев усеивали высокие мерцающие звезды. И ни облачка.
На мгновение я полностью поверил, что в Поганом поле… Но среди звезд двигалась красная мигающая точка. Самолет шел на посадку в городском аэропорту. Нет, я пока что в современном мире…
Хотя что значит “современный мир”? Поганое поле — тоже современный мир, когда я в нем.
“А что, если, — подумал я, — нет никаких разных миров? И даже одного мира нет, есть только мой разум… или душа, которая видит разные сны? И этот разум иногда настраивается на одну волну, а иногда — на другую. Это как радио: сам приемник всегда один и тот же, а станции транслирует разные. Что, если это не я перемещаюсь между мирами, а в моем всеобъятном неподвижном уме транслируются разные каналы? И поэтому все миры реальны, пока находятся в поле моего сознания, и не реальны, когда не находятся… Куда девается мир из сна, когда мы просыпаемся?”
Мы постелили брезент, поверх него бросили матрасы и одеяла. Погода теплая, почки не отморозим. Для меня ночевать вот так далеко не впервой.
Разувшись, уселись со скрещенными ногами и опустошили ланч-боксы. Там был гороховый суп, котлеты с картофельным пюре и пироженки. Прямо как в столовой. Запили чаем из термоса.
После этого позднего ужина разлеглись на матрасах. В теплой и непроницаемой темноте было почти уютно.
— Чего-то не хватает, — после продолжительного молчания заявил я.
— Чего? Интернета? — спросил Витька. Он в который раз “разбудил” айфон. Мягко засветился прямоугольник экрана. Связь присутствовала, но без интернета.
— Света! — дошло до меня. — Мы же световую гирлянду всегда выставляли на ночь. Чтобы Уроды и прочая Погань до нас не добралась.
Витька промолчал, и я почувствовал, как он поеживается. Сейчас, в глухой ночи посреди леса, уверенности у него немного поубавилось. Понял, видно, что начались серьезные дела. Но отступать поздно.
— Ты в курсе, — медленно заговорил я, думая о другом, — что в том мире… мире Поганого поля…
— Называй его Пэпэ, — предложил Витька. — Чтобы короче.
— Лучше Попо! — хихикнул я.
— О, точняк! — засмеялся и Витька.
— А наш мир как коротко обозвать? В Попо его называли Эпохой Буржуев или Эрой Золотого Тельца.
— Длинно, — фыркнул Витька. — И по-идиотски звучит, если
— Не думаю, что он для всех скучный, — усомнился я.
— Для всех, — уверенно сказал Витька. — Люди ведь о чем мечтали? О звездолетах, городах на Марсе и Луне! А кое-кто о магии, чудесах, пробуждении паранормальных и сверхъестественных сил. А у нас по итогу ни того, ни другого. Занимаемся сплошь какой-то фигней. Даже СПИД лечить как следует на научились. Мир однозначно Скучный — если сравнивать с Попо.
— Тебе кто-нибудь говорил, что ты не по годам взрослый?
— Постоянно говорят. А я не согласен.
— Почему?
— Потому что взрослый — он тоже скучный. Не ждет никаких чудес. А ребенок постоянно ждет. Я вот жду. Поэтому я ребенок!
— Я тоже жду.
— Значит, и ты ребенок, Олесь! Так что ты мне начал рассказывать?
— А, — спохватился я, — видел ли ты в своих снах, что в Попо ты из очень бедной семьи? И живешь в трухлявом бараке?
— Я видел какой-то барак… Развалюхи разные… Но без подробностей.
— А здесь ты не просто ребенок, ты — золотой ребенок. Со своим личным водителем в четырнадцать лет.
— И что?
— А то, что непонятно, зачем тебе в Попо. Здесь у тебя все есть. И жизнь расписана: отчим, поди, позаботился, куда ты поступишь после школы, где работать будешь и так далее.
— Позаботился, — согласился Витька в темноте. — Он хороший отчим. Сам бесплодный, детей нет. Зато деньги умеет делать только так. Хочет передать мне весь свой бизнес, когда я вырасту. Ко мне относится, как к настоящему сыну… вроде бы. — Он вздохнул. — Наверное, я для него и есть настоящий сын.
Я крякнул и промолчал. Чуть не вырвалось: “И такого родителя ты бросаешь?”
Витька продолжил:
— Но… понимаешь, хоть здесь все зашибись, оно не настоящее.
— В смысле?
— Весь этот Скучный мир — не настоящий. Он как бы для галочки, понимаешь? Настоящая жизнь — это всегда спонтанность.
— О как, — удивился я. — А ты реально начитанный…
— Наслышанный, — поправил Витька. — Предпочитаю аудиоформат. Так вот. Спонтанность — это когда не знаешь, что будет через секунду. И самое главное, даже не знаешь, что выберешь сам. Это и есть свобода воли, когда ощущается истинный вкус бытия… Мы ведь с тобой почему сбежали из Вечной Сиберии?
— Чтобы примкнуть к Отщепенцам.
— А что такого было у Отщепенцев, чего нет у сиберийцев?
— Свобода, — догадался я. — Вечная Сиберия — это же тюряга самая натуральная, которая косит под государство.
— Вот и я о чем! Мы с тобой сбежали из тюрьмы. А теперь хотим повторить этот опыт.
Я вспомнил хриплые завывания певца зоновской романтики. Тюремные баллады слушают по всей стране…
— Сбежать из тюрьмы… — пробормотал я под нос. — Я вот в этом Скучном мире безработный и тоже не знаю, что будет через… ну, может, и не секунду, но в завтрашнем дне не вполне уверен. То есть некоторая спонтанность присутствует.