Эдит Пиаф
Шрифт:
И они ушли в нее с головой.
На сцене у Ива уже не было акцента, но в жизни, как только он переставал следить за собой, акцент появлялся. Эдит говорила ему: «Внимание, Ив, опять от тебя запахло чесноком!»
Петь он умел. С этим все было в порядке. У него был очень красивый, от природы хорошо поставленный голос. Но песни нуждались в режиссуре, а главное, еще надо было работать над жестом. Ив успел приобрести дурные навыки. Эдит билась с ним часами. Пот тек по его лицу, но он не просил передышки. Он был единственным, кто мог работать так же исступленно, как Эдит. Это продолжалось по пятнадцать часов кряду. У всех окружающих давно уже было темно в глазах. Пианист
— Нет, Ив. Начало не годится. Что толку молотить кулаками в пустоту! Нужен один удар, но такой, чтобы публика увидела весь матч. Встань в стойку, и уже будет ясно, что ты не рыболов! Не суетись. Ну, давай. Со слов: «Это имя…»
Это имя забыто теперь…Силуэт жалкой склоненной фигурки,Опирающейся на белую палку…— Плохо! Ты выглядишь как старый маразматик. А слепой Джо — все еще мужчина. Он сломлен только потому, что потерял зрение, Что и требуется показать. Двигайся точнее. Твои герои карикатурны.
— Отстань от меня, — отвечал Ив.
Но на следующий день он отрабатывал эти движения перед зеркалом, чего Эдит терпеть не могла. Это противоречило ее принципам. А Ив не мог иначе, он привык так работать. Самое смешное, что он не видел себя во весь рост в зеркальце шкафа, комната была слишком мала. Ему приходилось становиться в профиль в дверях ванной. Он никогда не видел себя и в фас. Поэтому, когда мы с ним вдвоем бродили по улицам, он украдкой проделывал свои жесты, останавливаясь перед витринами.
Чтобы дополнить концертную программу Ива, Эдит написала для него две песни.
— Видишь, для тебя я написала свои первые песни о любви: «У нее такие глаза…»
У нее такие глаза —Чудо!И руки —Для моего пробуждения.И смех —Для того, чтобы меня соблазнить.И песни,Ла-ла-ла-ла…У нее столько всего…Розового цвета…И все для меня…То есть, я так думаю…И «Что же это со мной?»
Что же это со мной?Почему я так сильно люблю,Что мне хочется кричатьСо всех крыш:«Она моя!»Если бы я так делал, я бы выглядел сумасшедшим.Это ненормально, —Вы мне скажете, —Так любить — это нужно сойти с ума!Он все же оставил в своем репертуаре несколько американских песен, таких, как «На равнинах Дальнего Запада». «Без них, Эдит, публика меня не узнает!»
Итак, репертуар у Ива был! Сделано самое главное, но не самое трудное.
«Теперь, Ив, нужно обкатать программу на публике. Не волнуйся. Ты готов! Только не забывай, что в зрительном зале сидят и мужчины и женщины. Нужно понравиться мужчинам, чтобы они увидели в тебе того, кем сами хотели бы быть. Что касается женщин, то с твоей наружностью осечки не будет. Пока ты поешь, все они тебе отдадутся. Но смотри, не до конца программы. В последней песне будь сентиментален.
Был еще только сентябрь 1944-го. За два месяца Эдит создала нового Монтана. Теперь, слушая Ива, я видела, что он стал совсем другим. Как и Пиаф, он переворачивал душу. Его жесты потрясали. В коричневой рубашке и брюках он перевоплощался во всех мужчин, о которых пел. Вы в это верили. Вы столбенели от прямого попадания; вы получали удар и говорили: «Еще!» Да, мальчик из «Мулен-Ружа» остался далеко позади. Нужно знать эту профессию, чтобы оценить, какую они проделали работу. Я одинаково восхищалась обоими.
Эдит велела Лулу Барье включить Ива в турне по Франции, которое она собиралась совершить.
— Он будет «американской звездой!»
— Эдит, будьте благоразумны. Он еще не встал на ноги.
— А я тебе говорю, что это его место. И не соглашусь для него на другое. Если они хотят меня, пусть берут и его.
— А вы не думаете, что Иву сначала следовало бы попробовать силы в одиночку? Я бы подобрал для него хороший контракт на юге Франции. Там его знают.
— Ты что, спятил? Попробуй только ему это предложить, и между нами, Лулу, все кончено. Расстаться с Ивом на целый месяц! На гастролях все девки на него повиснут! Слушай меня внимательно. Он мой. Я его создала. И он останется со мной. Ив не актер в массовке, он — «звезда», и притом настоящая. Он будет петь передо мной, а в нашей профессии — это классный дебют!
— Вы думаете, так легко выступать перед вами?
— Хватит, не морочь мне голову. Все уже решено.
Лулу замолчал: хозяйка сказала свое слово. Но в том, что он говорил, была своя правда: выступать перед Эдит с репертуаром, близким к ее собственному, требовало большого таланта.
Первым городом в их турне был Орлеан. Эдит сказала мне: «Иди в зал и будь там, пока он будет петь! Потом все мне расскажешь!» Приятная миссия!
Когда поднялся занавес, Ив вышел на сцену, его внешность понравилась. Он держался очень просто и выглядел таким сильным, что казалось, вот-вот достанет до неба и коснется звезд рукой! Сила всегда нравится публике. Но что-то мешало… Я чувствовала, что не хватает чего-то очень малого, но не понимала чего. Успех был средний.
Достаточно было увидеть их в одном концерте, как сразу становилось ясно, что Ив — ученик Эдит. Он так же раскатывал «р», так же использовал свет. И освещение было похожим. Главным же была очень «пиафовская» жестикуляция. Я это заметила еще во время репетиций, но на публике это особенно бросалось в глаза. Вечером, после концерта, он был на пределе. Она также.
— Эдит, я понял, что не пробиваюсь к публике. Почему? Мы осрамились.
— Нет. Один город — еще не вся Франция. Это твоя премьера. Ты дебютируешь. А они дебютов никогда не видели.
— Дебютирую? Не смеши! Я объехал весь юг Франции, все побережье, пел даже в Лионе. Повсюду народ ломился.
— А в Париже — мордой в грязь! Если тебе не нравится, брось.
Успех Ива был очень неровным. Каждый вечер меня колотило от страха. Днем Ив смотрел на всех злобным взглядом. Он вновь и вновь все прокручивал в голове, стремясь понять, в чем загвоздка.
«Оставь его, — говорила Эдит, — у него кризис жанра!»
В Лионе мы были на грани катастрофы. Перед выходом Ив сиял: «Здесь меня всегда хорошо принимали. Это моя публика. Вот увидишь, я сейчас за все возьму реванш».