Ее андалузский друг
Шрифт:
— Иногда я очень тороплюсь, когда мне чего-то хочется. Так что я наверняка бываю навязчив. Но давай не будем об этом. Лучше продолжим с того места, на котором мы остановились.
София не поняла, к чему он клонит.
— А на чем мы остановились?
Им подали еду. Гектор взял омара руками и стал привычными движениями разделывать его.
— Твой папа умер, несколько лет ты грустила, но потом твоя мама встретила Тома и вы переехали в его дом. Правильно?
Поначалу она не поняла, но потом вспомнила, что в больнице он расспрашивал
Гектор посмотрел ей в глаза, словно призывая продолжать. София задумалась, порылась в памяти и продолжила свое повествование с того места, на котором остановилась. Рассказала о том, как им с сестрой постепенно полегчало, по мере того как проходило время после смерти отца. Как они вместе с матерью переехали в виллу Тома, расположенную всего в нескольких минутах ходьбы от дома, где они выросли. Как в девятом классе она начала курить «Мальборо Лайт», как жизнь стала казаться не такой уж мрачной.
Они ели устриц, морских раков и омаров. София продолжала говорить. Рассказала о том, как ездила по студенческому обмену в США, о своей первой работе, о путешествии по Азии, о том, как трудно ей далось понимание того, что такое любовь, и как лет до тридцати ее преследовал страх перед взрослой жизнью. Время от времени София клала в рот маленькие кусочки еды, поглощенная своей историей. Минуты шли, и вдруг она осознала, что говорила достаточно долго, не оставляя собеседнику возможности что-либо вставить. Спросила, не слишком ли она его заболтала, не скучно ли ему слушать. Гектор отрицательно покачал головой:
— Продолжай.
— Я повстречала Давида. Мы поженились, у нас родился Альберт, и вдруг годы понеслись вскачь. Дальше я ничего особенного не помню.
Ей не хотелось продолжать.
— Чего ты не помнишь?
София положила в рот еще небольшой кусочек.
— Некоторые периоды жизни просто сливаются, путаются.
— Что ты имеешь в виду?
— Не знаю.
— Но ведь ты знаешь, — улыбнулся он.
Она поковыряла в тарелке вилкой.
— Застой.
Казалось, это слово еще более подогрело его любопытство.
— В каком смысле?
София подняла глаза:
— Что-что?
— В каком смысле — застой?
Она отпила глоток воды, обдумывая его вопрос, и пожала плечами:
— Как у большинства матерей. Дети и одиночество. Давид работал, много ездил по командировкам. Я сидела дома… Ничего не происходило.
София задумалась, какое у нее в этот момент выражение лица. Почувствовав складку на лбу, усилием воли разгладила ее, пытаясь улыбнуться. Прежде чем Гектор успел задать новый вопрос, она продолжала:
— Прошли годы, Давид заболел. Остальное тебе известно.
— Расскажи.
— Он умер, — ответила она.
— Знаю. Но что с ним случилось?
На этот раз Гектор не почувствовал, что
— Да что тут скажешь? У него нашли рак. Два года спустя его не стало.
Тон, которым она произнесла эти слова, не позволил ему продолжить тему. Некоторое время они ели в молчании, затем разговор продолжился в том же стиле. Гектор задавал вопросы, а София кратко отвечала на них, не пускаясь в рассказы. Улучив минутку, бросила взгляд на часы. Он тут же понял намек — чтобы сохранить лицо, тоже посмотрел на свои наручные часы.
— Время летит, — проговорил он нейтральным тоном.
Возможно, в этот момент Гектор осознал, что вел себя слишком настойчиво, проявляя излишнее любопытство. Во всяком случае, он вдруг заторопился, свернул салфетку, стал холоден.
— Хочешь, Арон отвезет тебя обратно?
— Спасибо, не нужно.
Гектор поднялся первым.
В метро по пути обратно в больницу София прислонилась лбом к стеклу, вглядываясь невидящим взором в темноту, в размытые контуры, пролетающие мимо.
Нет, он не был настойчив — просто пытался понять, кто она такая по отношению к нему. И в этом София узнавала саму себя: она была такая же, лучше понимала себя через других, стремилась узнать, понять. Однако сходство и пугало ее. В его присутствии она с самого начала испытывала страх — не перед ним, а перед тем, что он излучал, тем, что происходило в такие минуты с ней.
Одиночество было простым и монотонным. Она знала его до последней точки, пряталась в нем целую вечность. И каждый раз, когда кто-нибудь пытался приблизиться к ней, когда ее добровольная изоляция на мгновение переставала казаться абсолютной, она делала шаг назад… Но на этот раз все было иначе. Появление Гектора указывало на что-то другое…
Внезапно София оказалась в полосе ослепительного света. Поезд метро вынырнул из тоннеля и понесся по мосту между остановками «Бергхамра» и «Дандерюдская больница» — лучи солнца атаковали вагон. София очнулась от своих размышлений, поднялась и встала у двери, стараясь сохранить равновесие, когда поезд со скрипом затормозил у перрона.
София вернулась в больницу, поднялась наверх, переоделась и снова взялась за работу, чтобы отогнать ненужные мысли. Теперь у нее не было любимчика в отделении — но она надеялась, что кто-нибудь вскоре появится.
3
Ларс Винге набрал номер Гуниллы Страндберг. Она, как всегда, не ответила, и он положил трубку. Через сорок секунд зазвонил его мобильный.
— Алло!
— Ну? — спросила начальница.
— Я только что звонил тебе, — проговорил он.
Тишина в трубке.
— Ну?
Винге прокашлялся.
— Помощник забрал медсестру.
— Продолжай.
— Он отвез ее в ресторан, где Гусман угостил ее обедом.