Ее друг
Шрифт:
— Нет, я не хочу, — тихо говорю я, а потом отмечаю, что моё частое дыхание не идет не в какое сравнении с его. Миша дышит часто и рвано.
— Да вижу я уже, что ты не хочешь.
Я разворачиваюсь, чтобы уйти, но голос Решетникова догоняет меня.
— Не уходи. Давай просто поговорим, я руки распускать не стану.
Я замираю и не знаю как мне поступить. Мне нужен этот разговор? Нет. Что я ему буду говорить? Про сына? Пока я не готова рассказывать Мише о сыне. Вот успокоюсь, смогу себя контролировать и только тогда расскажу. Лучше я ему эту новость не лично расскажу. Возьму у директора
— Решайся, Маша. Мы столько времени не виделись, неужели у нас не найдётся тем для разговора.
— Я на работе, — скороговоркой отвечаю я, но всё же поворачиваюсь к мужчине.
И снова этот взгляд! Пронизывающий, прожигающий кожу насквозь. Мне тяжело выдерживать такой напор.
— У тебя семья есть? — неожиданно спрашивает Миша.
— Есть, — твёрдо отвечаю я, ведь сын — это и есть моя семья. Мы вдвоем — семья.
— Рад за тебя, — устало отвечает Решетников и отводит глаза в сторону окна.
— А у тебя? — сама не знаю зачем, спрашиваю я.
Не глядя мне в глаза, Миша отрицательно качает головой, а потом как будто в шутку, с грустной улыбкой отвечает.
— Я жил в надежде встретиться с тобой снова… А если серьёзно… Много причин, почему я один, но тебя такая фигня явно не заинтересует.
Нам тяжело даже просто говорить. Нам обоим трудно.
— Дети есть? — снова стреляет вопросом Решетников.
— Есть.
Миша ещё сильнее бледнеет и бесцветными губами спрашивает.
— Сын или дочь?
— Сын, — по буквам произношу я и чувствую, как сердце пускается в бешеный пляс.
— Сын значит… И как оно, Маша..? Быть мамой, женой?
Я хочу соврать, но губы сами выдавливают правду.
— Я женой никогда не была. Мой сын — это и есть моя семья, Миша. И мне очень нравится быть его мамой.
Решетников не моргая смотрит мне в глаза, а потом хрипло спрашивает.
— Сколько лет сыну?
— Семь. Вернее семь сыну исполнится через два месяца.
Миша прикрывает веки, словно высчитывая что-то, а когда он их открывает, его глаза больше не кажутся печальными. Они скорее злые.
— Есть смысл задавать тебе следующий вопрос? Или ты сама ответишь?
— Задавай.
Миша злобно усмехается и спрашивает.
— Кто отец твоего сына, Мария? Только не ври мне, сейчас это легко и быстро проверяется.
— Продолжаешь считать меня обманщицей? — приподняв подбородок, цежу я, — можешь и дальше с этим жить, а я пойду. Дел много. И да, самое главное забыла! Артемий твой сын, Миша. Сомнений на этот счёт нет, ведь других мужчин у меня не было. Но это я не для тебя сейчас говорю. Для себя. Чтобы в который раз закрепить в голове, насколько сильно ты меня обидел семь лет назад.
Я берусь за ручку двери и пробую выйти, но в самый последний момент мою руку накрывает мужская ладонь и дверь возвращается на место.
— Теперь мы точно поговорим. Работа и дела подождут, Маша.
Глава 52
Я говорила много. Казалось, что прошедшие семь лет я готовилась к нашему разговору и теперь без труда вытаскивала из недр
Рассказывала по порядку и Миша, как не странно, меня ни разу не перебил или прервал. Решетников молча слушал и курил.
Началом кошмара я посчитала ту самую минуту, когда я отказала дяде и он выгнал меня на улицу. Потом шла встреча с Арсением и полное разочарование в своём детском чувстве к нему. Я не упускала не единой детали, честно рассказывала обо всём. Как мне тогда было тяжело, как я ходила по городу и не знала куда податься. Рассказала про то, как оказалась в квартире с его друзьями и что на самом деле там происходило.
Рассказала про отделение полиции и через что мне там пришлось пройти. Даже про рваную куртку упомянула, а также поведала Решетникову о своём походе в привокзальную церковь. Момент нашей близости я целенаправленно пропустила, так как та ночь была одним из самых тяжелых воспоминаний, связанных с ним.
Рассказала о доброй служительнице церкви и о жизни в дачном доме. Кратко упомянула работу в сельском магазине и о разговорах с куратором колледжа.
Выдохнув, я прервалась ненадолго и снова начала говорить.
— Узнала о беременности случайно. Вначале испугалась, а потом поняла, что это самое светлое событие, что произошло со мной за последние месяцы. Своего рода — «Луч света в тёмном царстве». И я решила начать жизнь заново. Вцепиться в жизнь с новой силой, но не вышло. Когда тебе стало плохо в квартире… Ну тогда… Я позвонила в скорую и стала ждать врачей. В это время пришла Яна. Она стала кричать, обвинять меня… Твоя сестра готова была разорвать меня голыми руками, Миша. Испуганная и обескураженная я покинула твою квартиру. После я долго корила и обвиняла себя в том, что довела тебя до приступа. Но как потом выяснилось, Яна не остановилась на словесных нападках, она развернула против меня целую компанию. И если бы я тогда не уехала, неизвестно чтобы было со мной и Тёмкой. Так я оказалась здесь — в далёком сибирском городе.
Миша затушил сигарету и молча подошёл к окну. Он некоторое время просто рассматривал пейзаж за окном, а потом повернулся и стал сыпать вопросами.
— Дальше что было? Как ты здесь жила? Вы жили с сыном вдвоём? Что мальчику известно об отце?
— Жили по-разному. Мне не очень хочется касаться этой темы. Бывало тяжело, но это всё ничто в сравнении с тем, что я обрела, когда Тёма появился на свет. Такой безусловной любви, ласковых слов, нежности, я не получала никогда и не от кого, Миша. Сын неидеален и бывает мы спорим, ссоримся, я ведь тоже неидеальная мать. Но главное мы есть друг у друга, а с остальным мы по-тихоньку справляемся.
Я снова перевожу дыхание и продолжаю.
— Артем знает, что у него есть папа. Я дала сыну твоё отчество. А ещё я часто рассказываю ему про тебя — в основном про наши дружеские отношения. Как мы время проводили, где любили бывать… Я сказала сыну, что ты заболел и нам пришлось расстаться, а потом мы и вовсе потерялись.
По Мишиным щекам ходили желваки, но его лицо при этом оставалось непроницаемым. Даже в глазах не отражалось не единой эмоции, будто Решетников натянул на себя маску. Он словно готовился к следующему вопросу, поэтому я замерла в ожидании.