Ее любовь. Его верность. Пуговицы и боль
Шрифт:
– Ну, что замялся?
За прошедший год я многому научилась. Я стала жестокой и крепкой. И пусть Джейкоб превосходил меня по всем физическим параметрам, я уделала бы его без всяких вопросов. И не просто уделала, а…
Судя по всему, до Джейкоба, наконец, дошло, что этого боя он не выиграет. Он немного расслабился и опустил сведенные плечи.
– Что тебе нужно?
Н-да, он явно не собирался просить прощения и оправдываться. Такая же ледышка, как и тогда. Впрочем, мне так было даже легче – не нужно с ним миндальничать.
– Короче. Я хочу сто тысяч долларов. Завтра, до полудня.
Глаза
– Чего? – тем же неприязненным тоном переспросил он.
Я повторила, раздельно выговаривая слова:
– Сто. Тысяч. Баксов. Или мне написать цифру на бумажке?
– Че за херня? По-твоему, я что, печатаю деньги?
– А мне как-то пофигу, печатаешь или нет. Ты должен мне сто тысяч.
– Должен?
О, вот в тот момент я и поняла, кем на самом деле было мой бывший парень. Бесчувственная тварь из ада. Мне довелось много чего повидать за прошедший год, но Джейкобу удалось переплюнуть всех в своей мерзости. Ведь негодяй, который не понимает, что он негодяй, опаснее в разы.
– Тебе заплатили сто тысяч за меня. Но отдуваться за эти деньги пришлось мне, так что, будь любезен, возмести. Деньги должны быть завтра до полудня. Иначе я пойду в полицию и расскажу все о тебе.
– Перл…
– Никогда больше не называй меня по имени!
Мне было противно, что его – именно его – губы артикулируют звуки моего имени. Я не слышала его вечность. И не желала слышать больше.
– У тебя двенадцать часов.
– Слушай, но где я достану такую прорву деньжищ?
– Это не моя проблема, Джейкоб.
Он всплеснул руками:
– Я отдал их все, чтобы рассчитаться по долгам.
– Еще раз говорю: мне плевать. Это мои деньги. Верни их, иначе остаток жизни ты проведешь за решеткой. Выбирай. Мне что так, что эдак, все едино.
Джейкоб щелкнул зубами, а его пальцы сжались в кулаки. Он хотел ударить меня, но справедливо рассудил, что этого делать не стоит.
– Да, я намерена переночевать здесь. Так что оставь ключи.
– Но это моя квартира! – недоверчиво вякнул он.
– И что? Вали отсюда! Это самое малое, что ты можешь сделать для меня после того, как продал бандитам. Хочешь послушать, как там весело было?
Его глаза забегали. Все же стыдно стало паршивцу.
– Ладно, я попробую найти деньги, хорошо?
– Ладно не ладно, меня это не волнует. Только найди.
Я сгребла со стойки его ключи и бумажник. В нем оказалось две двадцатки.
– Можешь учесть эти сорок баксов при расчете. Ну, и пиццу – если ты совсем полное говно.
Джейкоб направился к выходу.
– Как тебе удалось сбежать? – спросил он.
– Твоими молитвами. Забирай свои шмотки и исчезни отсюда.
Он прошел в спальню и собрал вещи. Затем вернулся, взял свой бумажник и сунул его в карман.
– Еще запасной ключ, – сказала я.
– У тебя уже есть ключ.
– Запасной ключ! – щелкнула я пальцами. А как тут заснешь, когда эта гадина может в любой момент ввалиться в квартиру?
Джейкоб пристально посмотрел на меня, а затем дернул ящик стола. Ключ громко лязгнул о поверхность стойки.
– А теперь до свидания. Если до полудня я не увижу денег, то сразу же иду в полицию.
Он закинул
– И только не продавай свою новую девушку! – крикнула я вдогонку. – Теперь ты прекрасно знаешь, чем это кончается.
Оказавшись с Джейкобом лицом к лицу, мне пришлось собрать в кулак всю свою силу, чтобы не показать свой страх. Я не сказала ему, какую боль причинило мне его предательство. Я не стала рассказывать обо все тех гнусных, отвратительных вещах, что делали со мной за время моего пленения. Мне пришлось беспрестанно бороться, чтобы обрести свободу.
Но как только Джейкоб вышел, я перестала сдерживаться.
Вернувшись в родной город, я поняла, что идти-то, по сути, мне некуда и не к кому. Стейси, моя подружка, успела съехать со своей старой квартиры, а МакКензи вернулся в Калифорнию. Номеров их телефонов наизусть я не помнила. Что случилось с моим собственным телефоном, я не имела ни малейшего понятия.
Так что оставалось рассчитывать лишь на Джейкоба.
Надо было где-то переночевать, поэтому я и выгнала его вон. Я, конечно, могла бы отправиться сперва в полицию и сдать Джейкоба. И мне бы предоставили бесплатный номер в каком-нибудь мотеле или приюте и немного денег на еду. Но это мало могло помочь. А вот со ста тысячами долларов можно начать новую жизнь. Снять квартиру, найти новую работу. Поэтому когда я потребовала от него эти деньги, то не считала это чем-то зазорным.
В конце концов, это были мои деньги.
Именно я оплатила сполна весь его долг. Меня продали сумасшедшему маньяку, и мне пришлось отработать каждый цент. Мое тело было отдано самому дьяволу. Так что пусть теперь Джейкоб побегает в поисках ста тысяч. И плевать, как ему удастся их разыскать.
Это мои деньги…
Я чувствовала себя совсем одинокой, хотя и вернулась домой. Там, в тосканском поместье, у меня наконец-то возникло ощущение безопасности. Я чувствовала себя там как дома. Каждый вечер я засыпала с мыслью, что у меня есть место для жизни и мне там хорошо. Кроу относился ко мне как к человеку, а не как к вещи. Это был человек ослепительного благородства. Подобных ему людей я еще не встречала. Он мог сделать со мной все, что угодно, без всяких последствий для себя, но всегда вел себя, как джентльмен. Он вернул меня к полноценному облику, и я снова имела право голоса и право на выбор.
Но теперь все кончено.
Нью-Йорк уже не казался мне прежним. Наоборот, он стал еще более чуждым… Здесь не пахло свежевыпеченным хлебом и виноградными листьями. Только дым, пыль, смог… Вместо великолепных холмов я видела лишь рекламные щиты и афиши с изображенными на них полуголыми людьми. По улицам текли людские потоки, и каждый из прохожих думал, что так и надо.
О какая мерзость!
Спать на кровати Джейкоба мне не хотелось, и я легла на диване, накрывшись тонким одеялом. И хотя мы прожили в этой квартире целый год, я чувствовала себя словно на новом месте. Не осталось ни одежды, ни моих вещей, Джейкоб, должно быть, все продал на барахолке. Исчезло все, что могло напомнить обо мне, – все фотографии, альбомы и прочее.