Её невыносимый лжец
Шрифт:
— Плости, мамочка! — всхлипнула Аля. — Только не кличи. Это пакет полвался!
— Солнышко, ты не виновата. Не плачь.
Тяжело опустившись на ступеньку, я выпустила наконец-то пакеты из рук, сбросила рюкзаки на лестницу и раскрыла объятия, в которые Аля и бросилась, всхлипывая и рыдая.
— Мы спустимся вниз за новыми?
Идея топать туда и обратно десять этажей без лифта за ненавистными каштанами мне не нравилась. Особенно в свете того, что мы и так задержались, пора было готовить ужин, а времени на поделку оставалось все меньше.
— Аля… Давай для начала соберем то, что осталось, а дома
— Ладно. Я соберу!
Она стала скакать по ступеням, собирая сбежавшие каштаны в карманы пальто. А я всерьез задумалась о том, чтобы начать пить прямо здесь, но кто-то спускался сверху, и я решила сначала дождаться, пока кто-то из соседей хотя бы прошел мимо.
Но шаги стихли. Кто бы это ни был, он замер выше по лестнице.
И после я услышала тот терпкий бархатный голос, от которого раз за разом теряла голову:
— Хочешь, я помогу?
Глава 17. Андрей
Я просидел около часа у двери Сони, дожидаясь ее возвращения. В подъезде была непривычная движуха — оно и понятно, лифт не работал. Впервые в жизни я вообще увидел всех соседей, живущих на верхних этажах, как и они меня.
После я позвонил еще раз в Сонину квартиру, но без толку. Похоже, никого действительно не было дома. Я хотел уйти, но тогда же услышал этажом ниже детский голос:
— Ой, мамочка!
Что-то застучало, зашуршало и запрыгало по бетонным ступеням. Звякнули бутылки, и знакомый голос с чувством процедил:
— Липучие лепестки…
Я сразу спустился на этаж ниже, прошел мимо собственной квартиры и нашел Соню, сидящей на ступенях, в окружении пакетов из супермакета и рюкзаков. Она тащила все это одна?
Я запнулся на мгновение, глядя на то, как она обнимала девочку. Значит, вот она — ее дочь.
Это правда.
Девочка была в вязаной розовой шапке с очками пилота сверху и пальто, большего я разглядеть не успел. Мать и дочь перестали обниматься, и девочка стала прыгать по ступеням, собирая рассыпавшиеся каштаны в карманы. Снова каштаны. Вот для чего они были нужны Соне. Вовсе не для инстаграма. Ответ был на поверхности, только я привык к совсем иному.
Дочка Сони заметила меня первой. Спрятала очередной каштан в карман и посмотрела на меня большими темными глазами. У Сони они были светлее, а вот губы девочке точно достались от матери. В целом, девочка очень напоминала ее, как будто в ее создании больше никто и не участвовал, кроме матери.
Я улыбнулся девочке, чье имя успел забыть. Вчера Соня назвала его мельком, а я из-за шока не запомнил.
Картер прав, я не из тех парней, кого он с классическим британским акцентом зовет bad ass. Я из хороших парней, играю за команду в белом. И что поразительно, рядом с Соней мне и нет нужды строить из себя кого-то, кем я не являюсь. Здесь и сейчас ей совсем и не нужен плохой парень.
Ей определенно нужна помощь. Хотя бы донести эти пакеты и сумки до дома. Для меня раз плюнуть, а для нее — сомневаюсь. В ней ведь весу вполовину меньше, чем во мне. Ребра пересчитать можно… Так, не будем сейчас о ее ребрах.
Я долго думал о том, что могу предложить ей. Да, в первую очередь это секс. Но не
Но на самом деле это не так.
Просто сейчас, не разобравшись с Никой, я и предложить-то не могу Соне ничего иного. Для начала я должен закончить собственные отношения. Так будет правильно и так велит поступить мне совесть. Но я не хочу терять это время даром, дожидаясь пока моя жена вернется из путешествия. Я и так практически просрал свой отпуск, не сделав во время него ничего полезного. Только оставшись без работы, я понял, что совершенно не знаю, что делать с собственной жизнью. Не знаю, куда себя деть и чем заняться. Поэтому я очень хочу быть для Сони полезным. Хоть как-то.
— Хочешь, я помогу?
От моего вопроса Соню аж подкинуло, словно сидела она не на лестнице, а не пристегнутой в кресле самолета, который внезапно рухнул в воздушную яму.
Глаза стали круглыми, большими. Она смотрела на меня так, как будто на нее надвигался монстр, способный сожрать ее заново.
Я же почувствовал себя конкистадором, который встретил пугливую островитянку, совсем не понимавшую его языка. Испуганная, удивленная и настороженная Соня вполне могла отказаться от помощи просто из принципа, чтобы гордо дотащить тяжелые сумки и пакеты из магазина самостоятельно, хотя я видел, как тяжело она дышала. Такая, как она, просто не привыкла признаваться в слабости. Или в том, что ей нужна помощь, поскольку знает, что может рассчитывать только на себя.
На ее лице по-прежнему ни капли макияжа, только естественный румянец на щеках. Впервые я смог разглядеть Соню при нормальном освещении. Ведь в тот раз в ее коридоре мне было совсем не до того, когда она стояла полуголая, а вчера в парке было слишком темно.
Волосы у нее были цвета темной, насыщенной меди. Косички ее дочери, выбивавшиеся из-под шапочки, были точно такого же цвета. Глаза Сони поначалу казались мне голубыми, но теперь я видел, они были темно-зелеными со светлым ободком вокруг зрачка. А на щеках и чуть вздернутом носу проступали редкие веснушки.
Она так ничего и не ответила, только кивнула, разрешая взять пакеты, а потом тихо спросила дочь, все ли она собрала? Девочка покачала головой:
— Очень мало каштанов осталось, мамочка.
Что ответила Соня, я не слышал. Я подхватил ее пакеты и рюкзаки, и внутри снова звякнули бутылки. Соня тут же покраснела и отвернулась. Господи, как ей только алкоголь-то продали, на кассе она тоже краснела? Если бы не дочь, никогда бы не поверил, что она сильно старше школьницы.
— Для чего вам нужны каштаны? — спросил я, поднимаясь по лестницы первым.
— Поделку в сад будем делать! — ответила девочка. — Мамочка вчела очень устала, и мы не успели.
Вот оно как. А ведь в том, что они не успели закончить поделку, тоже я виноват.
— Только у нас мало каштанов осталось, — продолжала девочка. — Лазбежались все!
Она так смешно картавила. Жаль, что идти было недалеко. Я остановился с пакетами чуть в стороне от Сониной двери. Сама она по-прежнему хранила молчание и даже глаз на меня не поднимала.
— Классная шапочка, кстати, — сказал я своей единственной собеседнице. — Это шлем пилота, знаешь?