Ее самое горячее лето
Шрифт:
Как легко и быстро все произошло! Он поцеловал ее. Эйвери Шоу. Подругу Клаудии. Люка… черт его знает, кем она ему приходилась? И о чем вообще этот болван думал.
Он вспомнил, как несладко ему пришлось когда-то. А потом он собрался с силами и вместо утлого катеришки для ловли крабов обзавелся флотилией судов. Эйвери словно угадала его мысли, отстранилась и скрестила руки на груди, будто ей вдруг стало холодно.
Тихим голосом она промолвила:
– Это было… неожиданно.
Только не для него. Она помогла ему вновь обрести себя – непокорного, шального,
Он искоса на нее глянул:
– Что я могу подумать, когда ты на меня так смотришь?
– Как – так?
– Как олененок Бэмби, потерявший мать.
Ее глаза расширились.
– Ты поцеловал меня, чтобы… развеселить?
– А получилось?
Она окончательно пришла в себя, опустила руки, а ее глаза потемнели и сузились.
– Что ты навыдумывал? Мне, по-твоему, весело?
Она выглядела еще более желанной для поцелуя, ее волосы немного распушились, губы набухли, и он также замирал от вожделения. Вдобавок она смущалась. И казалась слегка уязвленной.
Но не до крайней степени. Поэтому он сказал:
– Я не так хорошо тебя знаю, чтобы говорить что следует.
Она отпрянула как от удара:
– Вау! Я давно знала, что ты упрямый сукин сын, Джона. Но до сегодняшнего дня не подозревала, что ты еще и трусишка.
И, не оглянувшись, зашагала прочь.
Почесав затылок, он проводил ее взглядом. А верный Халл по-прежнему смотрел на него преданными, как никогда, глазами. Ну что тут скажешь?!
– Отчасти она права. Я сукин сын.
Но трусом он не был. Конечно, не собирался бежать за ней вдогонку, чтобы это объяснить. После недавнего поцелуя он даже почитал себя за героя. В прошедшие дни задавался вопросом, почему ему следует держаться от нее подальше. Подумывал отказаться от встреч с ней. Но все его планы рухнули, как только она затрепетала в его руках.
Он давно решил провести остаток дней в Лунной бухте, хотя в душе был бродягой. Дух странствий жил у него в крови. Перешел от легкомысленной матери. От моряка отца. По сути, он был предоставлен себе с десятилетнего возраста. Сам ходил в школу. Готовил себе еду. Катался на роликах. Занимался серфингом. Ничто не привязывало его ни к чему, ни к какому месту. Он все выбирал сам.
Когда в их городок приехала Рейч, ему было двадцать три, он жил отшельником в отцовском доме на краю поселка. А она была доморощенным философом, вырвалась из Сиднея отдохнуть недельку, и он изо всех сил старался ее покорить. Как бы он ни прозябал до того – завоевать эту женщину означало доказать себе и миру, что его образ жизни был лучшим на земле.
Она сошлась с ним через три дня и оставалась почти год.
Но все больше уставала.
И уехала, оставив его в беспредельной тоске и печали. Он бродил по дому, как птица со сломанными крыльями.
После катастрофического вояжа в Сидней, с его шумом, смогом и толпами народа, Джона поставил себя в жесткие рамки. Решил вкалывать, как его отец.
Пусть ему не хватало времени для возврата
И не хотел рисковать этой новизной ради кого-то или чего-то. Даже ради девушки, которую ему безумно хотелось поцеловать.
Эйвери так распереживалась, что не помнила, как добралась до отеля. Тем не менее вскоре она процокала по белым ступенькам и вошла в фойе.
Всего несколько дней назад она гордилась своей способностью сказать мужчине «нет», словно благодаря опыту таких отказов сумеет когда-нибудь поставить на место и своих родителей. Однако ее ждало фиаско. Одно прикосновение, один пристальный взгляд – и она влюбилась по уши.
Она тронула пальцами набухшие губы, понимая, что между способностью сказать «нет» и желанием сказать «да» огромная разница, но не могла рассуждать логически, все еще ощущая объятия этих больших сильных рук, стук его сердца у своей груди, его губы припавший к ее губам.
На Эйвери вдруг навалилась усталость, она замедлила шаг и ткнулась лбом в холодный искусственный мрамор колонны. Второй удар привел ее в чувство.
– Эйвери!
Она вздрогнула, потерла ушиб на лбу, повернулась и увидела Люка Харгривса. Он шел к ней в элегантном костюме, размашистой походкой, навесив на лицо привычную лучезарную улыбку. Очевидно, всем этим намеревался сразить ее наповал, однако на сей раз тщетно.
Она без всякой задней мысли пригласила его пообедать. Просто обсудить новости. И ничего больше. Его показная респектабельность и деланое радушие вызывали у нее желание послать его подальше. Хотя, может, это был знак. Что ей надо вести свою игру.
– Люк! – Она вытянула губы в воздушном поцелуе.
– Выглядишь на миллион баксов. – Он осмотрел ее снизу доверху, отчего она почувствовала себя… хорошо одетой. Если бы ее так оглядел Джона, она бы показалась себе раздетой. – Вроде мы сегодня собирались пообедать.
Да, еще как собирались.
– Не беспокойся! Я случайно встретила Джону. – Черт! – Он подсел ко мне, и мы поели.
– Ну и как?
– Что – как?
– Стейк.
– О, стейк был великолепный. Нежное мясо. Вкусное. – Господи, забери меня отсюда немедленно, куда угодно. – При случае обязательно попробуй.
Кивнув в знак согласия, Люк провел рукой по волосам, отчего они симпатично взъерошились. Но даже это не вызвало у нее желания к нему прикоснуться. Тогда как всякий раз, когда то же делал Джона, ее неудержимо тянуло его погладить.
– Слушай! А что ты сейчас будешь делать? – спросил он.
Изо всех сил стараюсь унять дрожь в коленках после лишившего меня чувств поцелуя твоего приятеля. А ты что думал?
Он посмотрел на часы и слегка нахмурился:
– Вот чудо – у меня сейчас есть немного свободного времени. Можем выпить кофе.