Ее властелин и повелитель
Шрифт:
– Я сказал, что женщины часто забывают о моем присутствии. Только что они разговаривали со мной, а мгновение спустя сидят, уставясь в чайные чашки, словно в состоянии транса.
Она улыбнулась:
– Это я уставилась в чайную чашку?
– Да. Я пытался не принимать это на свой счет, но мне не удалось, – сказал он, весело поблескивая зелеными глазами.
Он был неотразимо красивым мужчиной, особенно когда улыбался такой улыбкой.
– Великолепный завтрак, – сказала она.
И так было каждый день. Как только он подходил поближе,
– Есть ли что-нибудь вкуснее апельсинового джема? – сказала она, намазывая маслом кусочек поджаренного хлеба.
– Нет.
Ее рука с ножом зависла в воздухе, карие глаза вопросительно взглянули на него.
– Не принято отвечать просто «нет». Вы должны либо согласиться, либо объяснить причину несогласия. Просто «нет» не говорят.
– Я не думал о джеме. Я хотел сказать, что на сегодня с меня достаточно пустой светской болтовни.
Она отложила нож.
– Может быть, обсудим то, что предложил Ривс? Он сказал, что было бы полезно, чтобы закрепить на практике ваши новые навыки, посетить какой-нибудь званый обед у местных помещиков.
– Я бы с большим удовольствием попрактиковался с вами.
Она решительно покачала головой.
– Давайте-ка лучше поговорим о предстоящем визите попечителей.
Он вздохнул:
– Ладно. Я даю вам три минуты на разговор о попечителях, а после этого не хочу сегодня даже слышать о них за столом.
– Три минуты? Нет, так дело не пойдет. – Она закусила губу, окидывая его оценивающим взглядом. – Дайте лучше десять минут.
– Четыре минуты. Она прищурила глаза.
– Семь.
– Пять минут – и это мое последнее слово.
– По рукам! Как вы встретите попечителей, когда они прибудут?
Он окинул ее ленивым взглядом.
– Их примет Стивенс. Сейчас Ривс обучает Стивенса тому, что надо сделать и сказать. Двое моих людей будут выступать в качестве лакеев. Они примут плащи и шляпы у наших гостей и повесят их в передней. Потом Стивенс сопроводит попечителей сюда, в этот кабинет. А уж здесь я ошеломлю их своей тупостью и неумением связать двух слов.
– Как вы будете действовать?
– Поздороваюсь с ними, пожму им руки или поклонюсь – как они того пожелают, потом предложу им сесть. В зависимости от времени их прибытия я могу предложить им что-нибудь выпить. Хотя мне кажется, что это совсем неправильно.
– Но вы не можете предложить им бренди до полудня.
– Осмелюсь заметить, что многие, если не все, имеют обыкновение пить гораздо более крепкие напитки и гораздо раньше полудня. Лично я считаю, что всем нам захочется пропустить стаканчик-другой. Уверен, что они не в восторге от предстоящей встречи, так же, как я, а может быть, даже больше, чем я.
– Возможно, вы правы. И все же вам нужно, чтобы они увидели в вас человека воспитанного.
– Вполне возможно, – сказал Тристан, хотя абсолютно не был в этом убежден.
– Вы, кажется, все учли и обо всем позаботились, – сказала она, ослепляя его улыбкой.
По правде говоря, в данный момент его, разгоряченного ее близостью, одолевали самые непристойные мысли о том, что хорошо бы было заглянуть ей под юбки.
Она сделала глоточек чая, и ее губки чертовски привлекательно прикоснулись к краю чашки.
– Хорошо, милорд. Что вы будете делать дальше, после того как усадите попечителей?
– Заведу бессмысленный дурацкий разговор. Через некоторое время, как бы между прочим, спрошу их о завещании, но на первом этапе я должен утвердиться в их глазах как светский человек, джентльмен.
– Отлично! У вас все великолепно получится.
– О да. За последнюю неделю я многому научился. Я теперь умею кланяться, как презренный подхалим, выслушивать речи праздных пижонов, как будто они изрекают нечто необычайно умное, и говорить в течение получаса, ничего при этом не сказав.
Она рассмеялась, и он не мог не улыбнуться в ответ.
– К сожалению, эти навыки кажутся иногда бесполезными.
– Они действительно бесполезны.
– Но не для попечителей. – Она опустила ресницы. – Милорд...
– Зовите меня Тристаном.
– Я не могу...
– Кто из нас герцог: вы или я? Я хочу, чтобы вы называли меня Тристаном. Пожалуйста, – тихо добавил он. – Мы столько времени провели вместе, что вам пора бы считать меня не только соседом, но и другом.
Она приподняла брови.
– Очень приятно слышать это, милорд! Позвольте мне задать вам один вопрос. Хотя вы, возможно, не пожелаете на него отвечать.
– Задавайте любой вопрос. Только помните, что я тоже хотел бы кое о чем спросить вас.
– Мне нечего скрывать, – сказала она, поблескивая глазами.
– Мне тоже. Так о чем вы хотели бы спросить?
– О том, как вы стали моряком. Вас насильно заставили служить на корабле в очень раннем возрасте. Вам, наверное, было трудно? Судя по всему, вы, в конце концов, полюбили море?
– Я действительно полюбил его. Однако первый год службы был очень трудным. Я тосковал по дому, был зол и ничему бы не научился, если бы не наказание плеткой-девятихвосткой.
Она бросила взгляд на его плечи.
– Да. Она оставила шрамы. И немало шрамов. В детстве я был таким же упрямым, как сейчас, так что можете себе представить.
– Вы сказали, что вам было всего десять лет! Не может быть, чтобы они пороли десятилетних!
– Пороли и порют по сей день.
– Но это варварство!
– Согласен. По этой причине я не держал на своем корабле впечатлительных людей.
– И правильно!
– Только не делайте из меня святого. Это объяснялось соображениями безопасности. У меня не было желания проснуться с ножом в спине.