Ее Высочество

Орловский Гай Юлий

– Видишь, – сказал мне Рундельштотт. – Сразу и чаши, и вино. Порознь легко, а вместе… уже мастерство!

Я посмотрел на принцессу, ее глаза стали размером с блюдца, а рот округлился.

– Ой… никогда такого не видела…

– А вам можно вино? – спросил я строго. – Молодым девушкам не положено.

Она посмотрела на меня с обидой.

– Но хоть немножко?.. Я никогда не пробовала вина…

– И не стоит, – отрезал я решительно. – Многие вот так становятся потом… Не для ваших розовых ушек будь сказано. А нам нельзя, чтобы вы стали.

– Почему? – спросила она наивно.

Я ощутил

затруднение, королевой точно никогда не станет, так что вроде бы можно быть пьяной и толстой.

– Нельзя, – повторил я твердо и посмотрел на нее давящим взглядом строгого родителя. – Мы должны заботиться о красоте природы.

Фицрой сделал глоток, закрыл глаза в наслаждении, но когда попробовал придвинуть чашу принцессе, я так посмотрел зверем, что он поспешно дернул взад, расплескивая вино по столешнице.

Хозяин появился сонный, опухший и мрачный, явно мающийся головной болью. Взгляд уперся в чаши, но Фицрой не дал раскрыть рот, сказал повелительно:

– Мяса!.. Жареного! Много!.. Что-то вообще есть?

– Только баранина, – буркнул хозяин.

– Тащи баранину, – велел Фицрой. – Да побольше! Что еще? Сыр, рыба?

– Есть…

– Тащи, – приказал он. – А еще и с собой возьмем.

Хозяин покосился на принцессу, та смирно и молча сидит, не шевелясь, в плаще с надвинутым на глаза капюшоном, Фицрой нетерпеливо хмыкнул, и хозяин потащился обратно.

Мы почти допили вино, когда он же и принес на огромном, как столешница, подносе две зажаренные в острых травах бараньих ноги, два бараньих бока, где на ребрах восхитительное мясо блестит хорошо прожаренной плотью, и мелко нарубленное мясо, особенно нежное, судя по виду.

– Мне ногу, – сказал Фицрой и ухватил ту, что покрупнее. – А это… это…

– Нашему младшему спутнику, – сказал Рундельштотт и, взяв из его рук миску с мясом, поставил перед принцессой.

В мою сторону он метнул озабоченный взгляд, указывая, что трактирщик как-то вычислил, что пятый из нашей компании не справится ни с бараньей ногой, ни с бараньим боком.

Когда он ушел с подносом, Рундельштотт шепнул:

– Юджин, не все обязательно плохо. У хозяев постоялых дворов наметанный глаз. Да и амулеты у некоторых есть… Так что он просто ощутил, что мы скрываем нечто. Но это не значит, что здесь уже знают о нас.

– Но лучше убраться поскорее.

– Ночь на дворе, – напомнил он. – Лошади устали. Да и нам поспать не мешает.

– Тогда выступаем на рассвете!

Дороги в Уламрии хороши, как и везде в королевствах, где власть в руках короля, а не растащена гордыми и в огромной степени независимыми лордами. Даже через лес прорублены просеки, если уж слишком велик и дремуч, а на объезд нужно тратить сутки.

После Шацина мы двигались, почти не скрываясь, только принцессу старательно маскируем под застенчивого мальчика. Рундельштотт у нас вроде Гильгамеша, везде побывавшего и все повидавшего, сообщил, что еще через двое суток окажемся на землях Верхних Долин, где правит король Песканель Третий, к имени которого все чаще добавляют «Доблестный», хотя особыми доблестями не отличился ни в войнах, ни в дипломатии.

– Так это же хорошо, – сказал я. – Для населения лучший из королей тот, который сидит себе во дворце и развлекается с бабами.

Даже самые победоносные войны разоряют королевство и уменьшают популяцию… ну, это такое население, что так, для статистики. Его можно убивать и грабить, но лучше этого не делать, хоть и не жалко.

Он пробормотал с одобрением:

– Понимаешь…

– Не очень, – сознался я. – Это я других повторяю. Великих! У нас великими считаются не короли, как было раньше, а мудрецы.

– Странное королевство, – сказал он. – Трудно в такое идеальное поверить.

– Идеального мало, – возразил я, – мудрые тоже еще как дерутся! Только уже не ради грабежа и захвата новых земель, а чтобы навязать другим свои взгляды… Понсоменер! Там стадо кабанов!

Из-за дальних деревьев донесся голос Понсоменера:

– Я везу оленя.

Фицрой, услышав такое, послал коня вперед, принцесса так прижалась к его спине, что почти приросла.

Понсоменер чуть придержал коня, и я видел в просвете между деревьями, как Фицрой рассматривает и, тыкая пальцем, считает отростки на рогах, а сам олень, лишь чуть-чуть прихваченный веревкой, красиво свесил с одной стороны конского крупа рогатую голову, с другой – толстую задницу.

На обеде пришлось задержаться чуть дольше, чем я планировал, но добыча на охоте – святое дело, и хотя у нас вовсе не охота, а важная государственная операция по спасению особо важного заложника, однако охота превыше всего, а как же!

Оленя освежевали, разделали, Фицрой вырезал особо нежные куски и сам их жарил для принцессы, а она сидела в плаще, как птенец в гнезде, и смотрела на него счастливыми глазами.

Потом снова дорога, которая была бы короче, будь принцесса мужчиной, мы вообще могли бы оказаться на границе Нижних Долин, но принцесса – принцесса, потому долгая и неспешная езда через лес, Понсоменер к вечеру выбирает место для ночлега, затем сытный ужин и сон на свежем воздухе в очерченном Рундельштоттом магическом круге, защищающем от ночной нечисти.

Я спал чутко, не слишком комфортно быть командиром, отвечаешь за всех, для меня непривычно отвечать даже за себя. Отвечать еще и за других совсем дико, однако же я вроде бы сильнее и умнее их, пусть даже не умнее, а больше знаю, все равно это накладает или налагает.

Проснулся первым, хотя вообще-то поспать и понежиться люблю, остатки сна улетели еще когда спал, никогда бы не подумал, вскочил с закрытыми глазами, уже зная, что кому делать, как действовать и как не терять ни минуты.

– Завтракаем!.. Чистим зубы!.. Зарядка!.. Шнель-шнель!

Они таращили на меня сонные глаза, даже Рундельштотт приподнялся на локте и поинтересовался:

– Что за ритуал?

– Завтракать?

– Нет, но… чистить зубы? А что такое зарядка?

– Человек должен заряжать себя энергией, – сказал я, – магией, бодростью, силой, отвагой и прочими ненужными вещами. Почему ненужными? Да потому что у нас все это есть! И много, девать некуда.

Понсоменер с его удивительно неспешными движениями моментально раздул жаркий костер на остатках углей, Фицрой разложил еду, перед принцессой оказалось самое лакомое, она сонно таращила заспанные глазки, только что в тепле и защищенном уюте в кольце рук Фицроя, и тут вдруг снова в грубом мире, где и погрезить не дают…