Её запретный рыцарь
Шрифт:
— Искренне прошу меня простить, — галантно извинился джентльмен Дрискол. — Уверяю, я не имел в виду ничего дурного. Официант!
— Да, сэр.
— Если я закажу еще одну бутылку белого вина…
— Да, сэр.
— Я говорю, если закажу еще белого вина…
— Да, сэр.
— Не приноси его.
— Да, сэр. Нет, сэр.
За столом усмехнулись и предприняли дружную и решительную атаку на десерт, а Дженнингс и Бут довольно горячо обвиняли друг друга в том, что возникла причина для такой просьбы Дрискола.
Вскоре Дрискол слегка постучал по
— Леди и джентльмены, — сказал он. — Прошу вас проявить снисходительность. В отличие от остальных участников этого благородного собрания, мистер Дженнингс и я — работаем. Мы зарабатываем себе на хлеб тяжелым трудом.
— Да послушайте, послушайте! — закричал Дженнингс, пока другие отпускали язвительные замечания.
— Как бы то ни было, — продолжил оратор, пытаясь жестами утихомирить присутствующих, — нам надо быть на службе к восьми часам. А сейчас семь двадцать.
Я знаю, что мистер Дюмэн приготовил нам какой-то сюрприз, а мистер Ноултон расположен произнести речь. Во имя торжества справедливости и закона я требую, чтобы эти церемонии начались немедленно.
Раздались громкие и продолжительные аплодисменты, а Догерти, Бут и Сигал схватили его за руки и стали упрашивать остаться. Дрискол повернулся к Дюмэну и потребовал ответа.
— Отлишно, — сказал маленький француз. — Я готов.
— А как вы? — повернулся к остальным Дрискол.
Они дали понять, что не возражают. Ноултон, в продолжение всего ужина хранивший молчание, кивнул. Дюмэн поднялся, отодвинул стул и откашлялся.
— Про этот сюрприз… — начал он, — этот приятный сюрприз. Мы собрались здесь этим вешером…
Дженнингс вполголоса передразнил француза, а Дрискол приказал:
— Утихомирьте его!
Бут и Сигал зашикали на Дженнингса, и оратор продолжил свою речь:
— Я сказаль, что мы собрались здесь этим вешером, потому что наши сердца рады за нашего друга месье Ноультона и нашу дорогую мадам — благослови ее Господь! — леди Лилю!
— За нее! — крикнул Догерти, вскакивая и высоко поднимая свой бокал.
— За леди Лилю! — раздался хор голосов, а Лиля встала, трепеща и конфузясь.
Под одобрительные возгласы и аплодисменты все выпили.
— А теперь, — продолжил Дюмэн, когда бокалы снова были наполнены, — об этот сюрприз. Мне надо немного возвращаться назад, и я не есть хорошо говорить английский, поэтому вы дольжны иметь терпень.
О том, какой есть Ноультон, только его имя Нортон, я могу сказать то, что знаю сам. К тому, что мне сказаль Шерман и наша дорогая леди, я добавлю свое, и полушится, что знаю почти все. Я знаю, что он быль служащим банка в Уортоне, Огайо, и там пропадай деньги, и этот наш друг, что называется, попаль под подозрение. А то, о чем не сказаль этот Шерман и как он на меня смотрель, я подумаль: ага! Шерман знает больше, чем он говорит. Ну, я ошень мало обо всем этом думаль — почти забыль, потому что мы все были заняты тем, чтобы убрать вон Ноультона. На много недель я об этом
Дюмэн сделал паузу, осмотрел присутствующих взглядом человека, у которого есть в запасе козырной туз, и продолжил:
— Все это вы знаете. Отлишно. Сегодня я привез Ноультон сюда, где есть его шемодан. Но ему что-то понадобилось, и мы вышли. Я был в «Ламартине», ждать его и подходиль к этот телеграфный столик, потом к табашный ларек, потом к стойка портье, и Гибсон подозваль меня и сказаль: «Есть телеграмма для шеловека по имени Джон Нортон. Ты знаешь его, Дюмэн?» Я сказаль: «Да, я ему передам» — и он отдаль мне телеграмму, а я ее открываль и для полный уверенность прошиталь. Как я и думаль, она была для Ноультон. Все правильно. Вот она.
Он вытащил из кармана желтую телеграмму и помахал ею в воздухе. Она была необычного размера — довольно длинная.
— Читай! — закричали все.
Но Дюмэн передал телеграмму Ноултону, который, быстро пробежав текст глазами, уронил листок на стол и, весь бледный, повернулся к Лиле.
— В чем дело? — встрепенулась она.
Догерти поднял телеграмму и прочитал ее вслух:
— «Мистеру Джону Нортону, отель „Ламартин“, Нью-Йорк. Альма Шерман призналась во всем. Я был глупцом, когда не поверил тебе, но теперь возвращайся домой. Деньги у ее брата. Послана телеграмма в полицию Нью-Йорка. Приезжай домой немедленно. Письмо тебе отправлено, но не жди его. Телеграфируй немедленно.
Отец».
— О! — воскликнула Лиля. — И теперь, и теперь…
Она смутилась, а все зааплодировали, закричали и стали хлопать Ноултона по спине.
Догерти придвинулся к девушке и шепнул ей на ухо:
— А теперь что?
— А теперь, — ответила Лиля, — он… я ему не нужна, вот и все.
Бывший боксер встал.
— Ша! — угрожающе крикнул он. — Молчание! Да заткнитесь вы! Ноултон, ты знаешь, что сказала твоя жена? Что она тебе больше не нужна!
Ноултон тут же подошел к ней, взял ее руки в свои ладони.
— Лиля! Дорогая маленькая девочка! Мы поедем домой — к нам домой — вместе. Дорогая! «Не нужна»?
Да посмотри на меня!
В этот момент Странные Рыцари и адвокат Сигал, по команде Догерти, перешли в другую комнату и оставались там пять минут, стараясь создавать как можно больше шума.
Но вскоре послышался голос Ноултона:
— Возвращайтесь сюда! Что вы там делаете? Эй, Дюмэн! Догерти!
Они столпились на пороге и один за другим вернулись в гостиную, а Лиля попыталась им улыбнуться.
— Вот это уже лучше, — одобрительно заметил Догерти. — Сегодня можно только радоваться, миссис Ноултон. А плакать не разрешается.
Лиля улыбнулась еще шире.
— Слушай! — вступил в разговор Дрискол, затягиваясь сигаретой — Лиля просила их не стесняться и курить. — Ты понял? Они именно поэтому арестовали Шермана в зале суда!
— Времени даром не теряют, — заключил Бут.
— О, я знаю, как он это узнал, — сообщила Лиля Ноултону и Дюмэну, которые удивились, откуда его отец узнал адрес сына. — Сам Шерман ему и рассказал.