Её звали Лёля
Шрифт:
Но это было теперь неважно. Лёля подошла к печке и прислонилась к ней спиной. По телу стало распространяться приятное тепло. Главное – слишком долго не стоять, не то можно слегка поджариться. Девушка закрыла глаза, согреваясь и слушала, как гудит пламя и потрескивают дрова. Ей стало так хорошо и уютно, стало клонить в сон.
– Ты чего здесь замерла? – послышался рядом мягкий голос Тёмы.
– Греюсь, – улыбнулась Лёля, прислоняя ладошки к печи, чтобы убрать их через несколько секунд – горячо. А потом снова, и так до тех пор, пока руки не стали теплыми. Варежки, конечно, хороши, но и у них есть предел
Артём подошел очень близко. Он стоял и смотрел на Лёлю сверху вниз, а она – снизу вверх, и они молчали. Хотя сказать что-то и хотелось, но… Оба понимали: впереди им предстоит тяжелое расставание, которое, возможно, не закончится никогда. Война ведь. Иллюзии первых двух месяцев, когда казалось, что наши только соберутся с силами и со всей мощью обрушатся на врага, сразу рассеялись, когда Совинформбюро сообщило о захвате Минска, Смоленска… Потом города, оказавшиеся под кованым немецким сапогом, стали исчисляться десятками.
Теперь битва шла не так уж далеко – в Крыму, и становилось понятно: фашистов там не удержать. Они рвутся на восток, а значит скоро окажутся на Кубани, в Ставрополье, а там дальше и Астрахань недалеко.
– Лёля, – сказал Тёма. – Я не буду тебя отговаривать. Знаю, ты своих решений не меняешь. Только прошу: взвесь все «за» и «против» ещё раз. Я понимаю твое желание помогать раненым, спасать бойцов на поле боя. Это благородная и почетная цель. Но разве ты не спасешь намного больше людей, если станешь трудиться в госпитале? Получишь диплом, и уже как медсестра…
Вместо ответа Лёля встала на цыпочки и поцеловала Тёму. Он замолчал. Только ресницы хлопали. Она отстранилась на несколько секунд. Посмотрела в глаза. А потом обвила его шею руками и принялась целовать уже так, что беседовать дальше просто не было никакой возможности. Обоих захватила волна нежности и любви и понесла куда-то в далекую, покрытую алыми маками, овеянную ароматами трав степь, над которой раскинулось огромное синее небо.
Глава 41
Тащимся, тащимся по этой степи. Когда же наконец приедем? Далёкий гул становится всё ближе с каждым часом, и я понимаю: там – линия фронта, а значит, всё будет очень серьёзно. Но мозг отказывается верить в реальность происходящего. В самом деле, разве такое возможно вообще? То есть меня там ранить или даже убить могут? Безумие какое-то! Нет, не хочу верить и не буду.
Но как ни старался я отпихнуться от происходящего со мной, а не получалось. Да и как? Вот оно, солнце над головой и синее безоблачное небо. Так жарко, что я даже потеть перестал. Какой толк? Сделаешь глоток, и он тут же в соленую влагу превращается. К тому же вода противная, горячая во фляжке. Затхлой стала, не отравиться бы. А другой тут не предвидится. Мы за всё время пути только пару колодцев обнаружили, да ещё наполовину пересохший ерик. Животных напоили, а самим пришлось терпеть.
Ну, как сказал старшина Исаев, для нас главное – лошадки. Иначе пришлось бы орудия на себе тащить. Я его спросил, что в этом такого особенного. «Грамотей! – покачал он головой и сказал, словно учебник прочитал. – 45-мм противотанковая пушка образца 1937 года, она же «сорокопятка», в боевом положении имеет массу 560 кг, в походом – 1200. Теперь представь, каково это, в такую жару, да по такой
Ещё через несколько километров нашу колонну остановили. Поступил приказ сойти с дороги и двигаться ещё немного на юго-запад, по степи. Там стали видны позиции пехотного батальона, которому мы оказались приданы. Наш капитан отправился докладывать их капитану, а когда вернулся, приказал окапываться и готовить позиции для стрельбы. Мы с Петро отвели лошадей на километр подальше, в неглубокую балку. Там и стали ждать, что дальше будет.
Мне ужасно хотелось посмотреть, как станут разворачиваться события там, на передовой. Но, во-первых, меня туда никто не отпускал. Я уже понял: здесь не компьютерная игра, а всё по-настоящему. Если ослушаюсь, никто нянчиться не станет. Балабанов если сам не пристрелит, то отправит в Особый отдел, а там с нарушителями воинской дисциплины разговор короткий.
– Черт, как же хочется глянуть! – сказал я, выглядывая из балки в сторону позиций нашей батареи.
– Нельзя, – ответил Петро, продолжая чистить свою винтовку. Он вообще к оружию относится, я убедился много раз, очень бережно. Моя-то вон, пыльная вся, а его сверкает.
– Знаю, что нельзя. В штрафную роту сам не хочу, – ответил я.
– Куда? В штабную? – спросил напарник.
– В штрафную, – отчетливо повторил ему.
– Не слыхал о таких. Сам придумал? – он улыбнулся, продолжая тряпочкой протирать затвор трёхлинейки. Разобрал её почти всю, аккуратно разложив для этого на земле плащ-палатку, чтобы ничего не потерялось.
– Ничего я не придумал. Штрафные роты – подразделения РККА, созданы для тех, кто нарушил законы военного времени. Ну, ещё туда отправляют уголовников, желающих кровью искупить свои преступления, – сказал я с видом эксперта. Пусть и диванного, поскольку сам даже в армии не служил и не являюсь историком. Но Петру-то откуда это знать? Он парень простой, сельский. Захотелось в его глазах показаться очень умным.
– Хрень какая-то, – пожал плечами напарник. – Ни разу не слыхал, чтобы сидельцев в армию пускали. Це ти все вигадав.
– В смысле?
– Выдумал.
– Вовсе нет! Даже телесериал такой есть – «Штрафбат» называется, – сказал я и прикусил язык. Какой, на фиг, телесериал! Первый телевизор тут появится только через семь лет, в 1949 году и будет называться «КВН-49», я недавно видео в сети смотрел. Вот и результат: Петро смотрит на меня подозрительно.
–Що ти таке кажеш? Не розумію! – я заметил, он когда нервничает, переходит на украинский.
– Расслабься. Пошутил я. Прочитал в одной фантастической книжке. Будут в будущем такие устройства, телевизоры называются. Ну вот ты радио слушаешь? Да, а это такое же, только вместе со звуком ещё изображение.
Петро покачал головой.
– Ты точно, Коля, на солнце перегрелся. В санчасть тебе пора, пусть доктор посмотрит, – сказал и продолжил с оружием возиться. Потом глянул на мою винтовку. – Вон, займись лучше трёхлинейкой. У тебя там скоро мыши заведутся.
Я последовал его совету. Но как её разбирать? Стал смотреть, что Петро делает.
– А насчет штрафных подразделений ты зря, – сказал ему. – Вот кого хочешь спроси. Есть такие.
– Ладно, не будем спорить. Может, и есть. А может, ты придумал.