Её звали Лёля
Шрифт:
Лёля вернулась в расположение своей санроты, когда уже начало светать. Она была крайне измотанной физически, но не душевно и даже улыбалась сама себе: все-таки ей, хрупкой девчонке, которая только недавно школу окончила, удалось невероятное. Под самым носом фашистов вывезти с передовой больше двух десятков раненых бойцов. Пусть и с огромным трудом, но все-таки получилось.
Когда подводы остановились у палаток с красными крестами, и девушки бросились помогать раненым, Лёля устало спустилась на землю и первым делом подошла к Сан Санычу, который стоял у головной подводы и ласково проводил рукой по гриве лошади,
Увидев Лёлю, старик улыбнулся:
– Ну вот, дочка. Я же говорил, что доберемся до своих. А ты беспокоилась.
– Спасибо вам сердечное, Сан Саныч! – горячо и искренне сказала Лёля. – Если бы не вы… я даже не знаю.
– Ну что ты, что ты, дочка. Какие там благодарности. Не нужно их. Я ж для кого? Для наших воинов стараюсь. Все ведь понимаю. Сам в Первую мировую на германском фронте-то был.
Лёля удивленно подняла брови.
– А ты думала! – усмехнулся в густые прокуренные усы Сан Саныч. – Владимирский шестьдесят первый пехотный полк! – Старик сказал это, став по стойке смирно и браво выпятив грудь в рубахе. Смотрелся он довольно забавно: на ногах гражданские штаны и старые стоптанные ботинки, на голове видавший виды картуз. Но чувствовалась в нем, несмотря на это, стать и выправка старого вояки.
– Я обязательно расскажу о вас командиру, – сказала Лёля.
– Дело твое, дочка. А я пока лошадок своих приберегу. Сдается мне, придется нам нынче дальше отступать, за Волгу. Германец-то вон как прёт, не остановишь, – Сан Саныч тяжело вздохнул, взял Стешку под уздцы и повел в сторону санротной кухни. Надеялся там найти кого-нибудь из ездовых и подкормить своих подопечных, которых следом вели несколько легко раненых бойцов их рабочего батальона.
Лёля после разговора с Сан Санычем поспешила к командиру роты – Антонине. Девушка нашла ее в палатке, где хранились медикаменты – Антонина принимала доклад о том, сколько и чего осталось.
– Товарищ старший лейтенант медицинской службы! – отрапортовала Лёля. – Младший сержант Дандукова после выполнения задания прибыла!
– Слава Богу, Лёля, ты жива! – сказала Антонина совсем по-матерински, а не как должен был бы ответить офицер РККА. Она подошла к девушке и обняла ее, крепко прижав к себе. Так, словно не хотела больше отпускать никуда. Но время нынче было такое – пришлось.
Лёля не ожидала от обычно строгой Антонины такой теплоты, потому смутилась немного. Но, пересилив себя, сказала:
– Я с товарищами из рабочего батальона вывезла их раненых. Тех, что тяжелые. Другие остались, которые еще стрелять могут.
– Как у них там? – грустно спросила Антонина, предвидя заранее ответ.
Лёля тяжело вздохнула:
– Трудно. Их четверть, наверное, осталась от всего батальона. Многие ранены. Но говорят, что отступать не будут.
Антонина молча покачала головой. Куда уж тут отступать. За позициями на восток уже начинались цеха Сталинградского тракторного, а там и городские кварталы совсем рядом. Вернее то, что от них осталось после 23 августа. Старший лейтенант прекрасно понимала: город фашистам никто просто так не сдаст. Не для того один лишь рабочий батальон несколько дней, вгрызаясь в землю, удерживал свои позиции вместе с девушками-зенитчицами.
– Товарищ
Антонина кивнула.
– Разрешите мне к зенитчицам вернуться? У них там ведь из медиков одна Катя осталась, две другие девочки, с которыми я утром ходила, сюда пришли – раненые они.
– Знаю, – ответила Антонина. Она взяла Лёлю за руку и пристально посмотрела ей в глаза. – Ты понимаешь, что можешь оттуда не вернуться? Никогда не вернуться?
Лёля помолчала несколько секунд. Сказала тихо:
– Понимаю. Но если не мы, то кто им поможет?
Антонина тяжело вздохнула. «И откуда в этой пигалице такая сила воли и такое мужество? Удивительно. Ведь посмотреть со стороны – ребенок в военной форме. Господи, только бы выжила!», – подумала старший лейтенант.
– Разрешаю, – сказала она.
– Спасибо, товарищ старший лейтенант! – Горячо поблагодарила Лёля и, развернувшись, поспешила искать Сан Саныча. Антонина еще несколько мгновений смотрела ей вслед, словно запоминая…
Глава 86
До наших позиций мы с Василием добрались вовремя. Немцы, перегруппировав силы, пошли в новую атаку. Но если прежде они действовали только днём, теперь решили уничтожить позиции нашего батальона ночью. Видимо, командование торопило – до Сталинграда рукой подать, а всё никак продвинуться не могут.
Наше прибытие бойцы встретили с большим воодушевлением. За несколько минут растащили по окопам ящики и стали набивать патронами подсумки, перезаряжать оружие. Капитан Балабанов похвалил нас за успешно выполненную работу, а потом приказал забрать вторую партию раненых. Василий воспринял эту новость с радостью, я же вдруг попросил разрешить мне остаться.
– Товарищ капитан, разрешите обратиться? Пусть кто-нибудь из легкораненых ему поможет, – твёрдо сказал я. – С лошадьми боец Глухарёв обращаться научился, да тут и ехать-то всего ничего.
– А сам чего делать собираешься? – спросил Балабанов.
– С вами останусь, немцев бить. Всё равно моё хозяйство по степи разбежалось, лошадей больше нет.
– Знаю, – хмуро ответил капитан. – Старшина доложил уже. Ладно, оставайся.
– Старшина!
– Есть, товарищ капитан! – козырнул Исаев, стоявший рядом.
– Займись ранеными. Боец Глухарёв поступает под твоё начало. Чтобы всех вывезли! Понял меня? Когда закончите, оставайтесь на хуторе и ждите нашего возвращения. Понял?
– Так точно, – с грустинкой ответил сержант. Было видно, что он не хочет оставлять командира. Но приказ есть приказ.
Балабанов махнул рукой, и старшина вместе с Василием Глухаревым побежали обратно к повозке. Я нутром чувствовал, как молодой боец обрадовался новому приказу. Парень до сих пор боялся оказаться на передовой, и потому нужно было время, чтобы дать ему привыкнуть. Мне почему-то верилось, что он труса праздновать больше не станет. Приобвыкнет, и получится из него настоящий красноармеец. «Вот прямо как из меня самого», – подумал о себе иронично. Ну, а почему нет? Офисный работник я так себе, звёзд с неба не хватаю, карьеристом не был никогда. Поисковик тоже не ахти, поскольку больше косячу, чем пользу приношу своему отряду. «Может, хотя бы здесь пригожусь, оставлю свой след в истории», – подумал я, проверяя винтовку.