Ее звали Мария
Шрифт:
Указанным товарищам как участникам разгрома фашистских войск в Сталинграде воинской частью сделаны гробы, они похоронены в сквере по ул. Рабоче-Крестьянской г. Сталинграда.
В чем и составлен настоящий Акт в двух экземплярах.
Подписи: 14.02.43 г.
Где вам удалось найти акт?
В таком месте, что никогда бы не догадался. Я зашел в школу имени Саши Филиппова, познакомился с преподавателями, просмотрел документы о Саше, и представьте, среди них был и этот. У меня было двойственное чувство. С одной стороны — крупная удача, неопровержимое
А если такие попытки были?
В том-то и дело, что не было. Я спросил об этом пионервожатую, и знаете, что она мне ответила? Дословно: «Мы не ставили перед собой такой задачи». Я хотел было сказать: «Но ведь у вас в школе есть поисковая группа, почему же, черт возьми, она не ставила такой задачи?» Но посмотрел на эту вожатую, на ее сонно-равнодушное лицо и ничего не сказал. Понял — вразумительного ответа мне не добиться.
Как эта бумага попала в школу?
В школе находится фотокопия, а оригинал — в Волгоградском областном архиве. Как попал этот документ в школу, не знаю. Да это и не важно. Главное сделано, можно приступать ко второй части поиска…
Часть вторая
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
СОЛДАТСКИЕ ВДОВЫ
Глава 7
ВОЛГОГРАД
Первая часть поиска была закончена. Теперь предстояло восстановить довоенную биографию Марин. Что мы знали?
Знали год ее рождения — 1917-й. Мария была ровесницей революции. Те три женщины, с которыми Николаев встречался в сорок третьем году, рассказывали, что руку Мария искалечила, работая на гвоздильном заводе. Николаев записал и сохранил их имена и фамилии. Но живы ли они? Где находится гвоздильный завод? В каком году Мария работала там? Где родилась Мария? Кто были ее родители?
Ответы нужно было искать в Волгограде.
…В Волгоград прилетели ночью, в два тридцать по местному времени. В гостинице оказались около четырех. Дорога была утомительной, и мы, даже не наметив план действий на завтра, легли спать.
Когда я проснулся, Иван Николаевич уже сидел за столом и что-то писал. Я спросил, сколько времени.
— Восемь, — ответил он. — Вы спали четыре часа, а я на час меньше. Людям моего возраста нужно спать как можно меньше, времени маловато остается. Вставайте и идите на балкон.
Я вышел на балкон. Прямо передо мной, метрах в двухстах,
блестела на солнце Волга. У берега белели паруса яхт. Справа навстречу солнцу пробирался по реке какой-то чумазый буксир.
— Волга, — негромко сказал Иван Николаевич, — в сорок втором году она была совсем не такой… Мы с вами поедем в Бе-кетовку, это направо по берегу, я все вам покажу: и Купоросную балку, и штаб нашей бригады, и линию обороны…
Мы отправились на железнодорожный
Александр Алексеевич уже ждал нас, поглядывая на часы.
Непорядок, Иваи, — сказал он. — Вы опоздали на пятнадцать минут. Стареешь.
Виноват, Саша, — улыбнулся Николаев. — Сколько мы с тобой не виделись?
Три года.
Ну вот, а ты сразу ворчишь.
И опять ты не прав, Ваня. Вы же не на прогулку с товарищем приехали, дело серьезное. Тут нужна точность. Я хоть ворчу, а попробуй ты опоздай на встречу с Аглицким!
Ну да, вы же старые штабисты… Кстати, ты обратил внимание на схему, которую нарисовал Аглицкий? Я тебе ее высылал. Схему перехода Сашн и Марии в тыл?
Она меня поразила. Все до мелочей запомнил. Там только одна неточность — он поменял местами железную дорогу и шоссейку, а в остальном все идеально. Вот что такое штабист. Так что у нас на сегодня?
— Едем в Бекетовку.
Бекетовка. Улица Казака, дом пять. Мы пришли к сестрам Марии Алексеевне Персидской и Прасковье Алексеевне Пинской. Их адрес узнал в адресном бюро Александр Алексеевич.
Дверь нам открыла пожилая, совершенно седая женщина.
— Здравствуйте, Прасковья Алексеевна, — поздоровался Иван Николаевич.
Здравствуйте, только я Мария Алексеевна. А вы кто?
Я — участник Сталинградской битвы, Николаев Иван Николаевич. Этот товарищ — мой фронтовой друг, а это — сотрудник журнала «Костер». Мы к вам по очень важному делу.
Мария Алексеевна пригласила нас в комнату.
Скажите, Мария Алексеевна, а сестра ваша жива? — спросил я.
Прасковья-то? Сейчас я ее позову. С соседским ребенком нянчится.
Прасковья Алексеевна вошла в комнату с грудным ребенком. Младенцу было месяца четыре, он сучил ногами и орал.
— Есть хочет, — объяснила Прасковья Алексеевна. — Мария, беги на кухню, каша пригорит. Это Галки, соседки нашей, ре-бенок. Побежала в парикмахерскую, прическу делать, а этого разбойника мне оставила. А у меня уже силы не те, скоро восемьдесят стукнет…
Младенец успокоился только тогда, когда получил бутылочку с соской.
Я уже забыла, как с такими управляться, — сказала Прасковья Алексеевна. — У меня двое своих было, в войну померли. А у Марии — четверо. Дак я сестриных деток воспитывала. Мы с Марией уже сорок три года вместе живем. Мужей на вой-ие потеряли, а дети давно выросли.
Мария Алексеевна, и вы, Прасковья Алексеевна, — начал Николаев, — постарайтесь вспомнить: когда бои в городе закончились, в середине февраля к вам приходил один военный, интересовался родственниками Марии Усковой.
Ну а как же, — живо подхватила Мария Алексеевна, — приходил военный, расспрашивал про Мару сю. Помнишь, Прасковья?
Помню. Молоденький такой, офицер, видно. В званиях я не разбираюсь.
Старший лейтенант, — уточнил Николаев. — И действительно молоденький, мне тогда было всего двадцать три года.